- Тебе это не нравится? - покорно сказала Нина.
- С богом! - как-то насмешливо произнес Прокофьев. - Хищная у тебя природа. Только, смотри, не дошутись. Он ничего, юноша красивый и насчет амуров, должно быть, ходок...
Николаю показалось, что в голосе Прокофьева звучало раздражение.
- Послушай, ведь ты знаешь... видишь...
- Вижу и знаю. Нечего нам уверять друг друга, но только... а впрочем, что говорить! Тебя разве убедишь? - усмехнулся Прокофьев. - Когда его отправляешь?
- Послезавтра.
- Оставила на денек! Экая ты какая... Ну, однако, пора мне. Завтра еду.
- Завтра? И до сих пор ничего не сказал? Надолго?
- Не знаю.
- Куда... можно спросить? - послышался робкий вопрос Нины.
- Не все ли тебе равно куда? Дела.
- Странные у тебя дела! Три месяца пропадал, три месяца не писал. Я и не знаю, что ты делаешь!
- И к чему знать тебе?
- Тайны? - усмехнулась Нина.
- Тайны, моя милая... Могу только заверить тебя, что не любовные... Ну, до свиданья. Поцелуй еще раз... вот так. Да смотри, пожалей Сердечкина. Сердце у него нежное, у этого юбочника. Не смущай его... Может, из него и толк выйдет, если между хорошими людьми будет вертеться... Свежесть есть...
- Уж не ревнуешь ли ты?
- Этим не грешен, кажется... а все ж предупреди, если готовишь его в кандидаты на мое место.
- Ты с ума сошел? Тебя променять на кого-нибудь? Тебя?
- Отчего ж?
Голос Прокофьева вздрогнул, когда он сказал эти слова.
Снова послышался шепот.
- Полно, полно, Нина... я пошутил.
- Дай хоть знать о себе! - сквозь слезы говорила Нина. - Долго не видать тебя, не знать о тебе - ведь это мука. Мало ли что может случиться!
"Они давно знают друг друга!" - пронеслось в голове Николая.
- Упреки? - резко сказал мужской голос.
- Что ты, что ты! Я разве жалуюсь?
В голосе ее звучала тревога и мольба.
- По крайней мере, если можешь, скажи приблизительно, когда ждать?
- Через две недели. А если не буду, получишь известие через Лаврентьева.
- Деньги возьмешь?
- Нет, пусть остаются у тебя. Да не болтай вообще. Твоя мать...
Он понизил голос, так что Николай ничего не слыхал.
- Пора, пора! С тобой и время забудешь. Прощай, рыбка моя... прощай, Нинушка, царевна моя ненаглядная! - с глубокой нежностью проговорил Прокофьев. - Если что, не поминай лихом.
Послышались рыдания.
Николай скоро был в комнате. Он разделся, лег в постель, но заснуть не мог. Самолюбие его было ужалено. Его жалели, о нем говорили с небрежностью, над ним издевались. Он вспоминал разговор в беседке, и куда девалось горячее его чувство к Нине! Молодая женщина была права: любовь его как рукой сняло. Он был почти равнодушен к Нине Сергеевне.
