— Баля! Баля! — закричала Юлька, испугав бабушку. — Все! Почти распустился! Смотри, вон, листочки видны! Видишь? Видишь? — затараторила Юлька и замерла… Она отгадала, угадала про подарок, и эта отгадка была такой волнительной и красивой, что наверняка, — верной.
— Знаешь, завтра я подарю их Димке! Книгу и веточки!
— Подаришь! Подаришь! — улыбалась бабушка. — Только надо будет завернуть как следует, чтоб по дороге на замерзли… А пока — спать, спать, спать.
***
Праздники — это здорово!!! И каждый класс, и актовый зал, в котором состоится школьный концерт, и даже коридоры, — все было украшено плакатами, бумажными гирляндами и разноцветными шарами.
В школу Юлька прибежала пораньше: надо было спрятать драгоценный букет, чтоб никто не увидел. В 3-ьем «Б» пользовались старыми партами со специальным ящиком для книг и тетрадей. Но это был праздничный день, — учебники и тетради остались дома. Юлька осторожно положила букет вглубь парты и уселась ждать.
Скоро класс начал заполняться. Ввалились Вовка с Юркой и Сашка-задира. Потом и Димка. Класс наполнился. А через минуту вошла и Тамара Андреевна. Все затихли. Повисла торжественная пауза.
Тамара Андреевна, немолодая статная женщина с круглым добродушным лицом, с теплыми, почти горячими руками, с мягкими, плавными движениями, любила свой 3-ий «Б», а третьеклашки любили ее, потому что знали, что она добрая и хорошая. Ругала редко, но если и ругала, — сердилась недолго.
Иногда, чтобы в классе не забывали о дисциплине, вдруг начинала воспитывать: учила отвечать хором и гулять строем. К счастью, длились эти учения не больше двух недель. Вообще, Тамара Андреевна любила казаться строгой и важной; одевалась в темное; волосы и брови красила в черный, прическа, похожая на военную башню, дополняла ощущение могущества, и даже тайной угрозы. Зато третьеклашки знали, — рядом с ней ничего не страшно, и сама она никого не боится. И за это еще больше любили свою учительницу.
Единственное, чего боялась Тамара Андреевна, тщательно скрывая свой страх от детей, — выйти за рамки общепринятых представлений.
Есть устоявшиеся понятия: «хорошо» и «плохо», «можно» и «нельзя», но бывают минуты, когда их оказывается недостаточно, и нужно какое-то внутреннее чутье, живое чувство. Такие моменты пугали Тамару Андреевну больше всего. Так, не по злобе, не по глупости, а единственно из боязни нарушить границы понятного, она избегала всевозможных отклонений от сложившихся устоев. Но ее мягкое доброе сердце не всегда считалось с этим страхом. Тамара Андреевна считала это душевной слабостью, частенько сердилась на себя, и, как могла, боролась со своим характером, но то и дело оказывалась поверженной…
