- Что за чертовщина! - недоумевал он.- Я же их отчетливо видел в ту ночь. Они даже как бы светились. Но в остальном-то, видите, я вас не обманул.
Меня, естественно, больше всего интересовал колодец. Приблизившись к нему, я заглянул внутрь и ничего не увидел, кроме непроглядного мрака.
- У! - крикнул я в это черное чрево, и эхо моего голоса откликнулось где-то очень глубоко. Я подыскал увесистый камень, ради которого мне пришлось сходить за один из валунов, окружающих площадку, и, вновь подойдя к колодцу, бросил его туда. Прошло время, я все прислушивался и прислушивался, но так и не дождался, когда черная дыра донесет до моего слуха отзвук упавшего камня. Мне сделалось не по себе.
- Вот видите, сударь, я же вам говорил,- прошептал Аттила в ужасе,- вот она, прямехонькая дорога в пекло. Пойдемте-ка отсюда подобру-поздорову.
- Любопытно, а где же все-таки этот таинственный Гаспар? - спросил я, оглядываясь по сторонам, догоняя Аттилу, который уже поспешно удалялся прочь. Не успел я это вымолвить и не успели мы с Аттилой покинуть площадку, как с другого конца, из-за высокого валуна вышел черный человек. Он не был эфиопом и не намазался сажей, и вообще это был довольно бледный с виду человек, но весь его облик сразу красноречиво свидетельствовал, что этот человек - черный.
Он был так увлечен какими-то невнятными, хотя и довольно громкими, бормотаниями, и так внимательно смотрел на некий круглый предмет, завернутый в черную ткань, который он нес перед собою на вытянутых руках, что не заметил нас, хотя Аттила топал, как конь-тяжеловоз. Я тотчас спрятался за камнем и, шикнув на Аттилу, знаками приказал ему тоже затаиться.
Гаспар, а по-видимому, это и был он, стал ходить вокруг колодца, неся на вытянутых руках завернутый в черную ткань предмет и не переставая бормотать свою абракадабру. Его круги сужались и сужались, и он, должно быть, раз двадцать обошел по спирали, покуда не встал вплотную перед мрачной дырой. Тут он пришел в совершенное исступление, стал кричать какие-то слова, звучавшие весьма жутко. Потом замер, закатив глаза, помолчал немного и выкрикнул еще четыре слова, последним из которых было "Йоханаан". После этого он сорвал с круглого предмета ткань, и сначала я увидел, что это человеческая голова, кудрявая, с бородой и усами, и лишь в следующее мгновенье я увидел, что эта отрубленная голова - голова Иоганна Кальтенбаха. Меня словно по голове молотом ударили. Ослепнув от горя и ярости, я выхватил свой Канорус и бросился на проклятого колдуна, который тем временем бросил голову моего убитого друга в мрачный колодец.
