Порыв ветра распахнул окно и бросил в комнату пригоршню лепестков отцветающей под окном черёмухи. Неяркий огонёк свечи затрепетал, едва не погаснув.
– Боже, до чего же ты дошла, Россия Николая, ежели женщина должна воевать за право жить в тюрьме! – не выдержав, сердито произнесла княгиня Волконская.
– Самое главное, Маша, чтобы и в этот раз нам не отказали, – попыталась успокоить её Александра.
– Иркутский губернатор не давал мне лошадей, когда я ехала в Нерчинскую каторгу. Угрожал, отговаривал ехать к мужу. Тогда я сказала ему, что Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не в силах разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда – и в счастии, и в несчастий, никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для неё обязанности. Услышав это, губернатор перестал мне препятствовать и отпустил с миром – видно, понял, что есть над нами власть куда как выше Государевой, – не отрываясь от письма, произнесла княгиня.
– Когда мне пришлось оставить на свекровь Катеньку, Лизу и Мишу, сердце моё разрывалось от боли, я понимала, что едва ли когда их ещё увижу. Но остаться в России и жить там, в прежней роскоши, удовольствии, но с убитой душой, – не смогла. Я стремилась сюда, чтобы разделить страдания Никиты и хоть немного облегчить его скорбь, – тихо промолвила Александра.
– Мои родные не отпускали меня. Отец, провожая, крикнул вслед: «Прокляну! Если не вернёшься через год». Да мне лучше заживо лечь в могилу, чем лишить мужа утешенья, а потом за это навлечь на себя презренье сына! – воскликнула Мария Николаевна. – Мы добьемся, чтобы наши семьи воссоединились. Пусть в бедности, но мы будем вместе!
Разрешение было получено незадолго до перехода на новое местожительство в Петровский Завод, или, как его кратко называли, – Петровка.
* * *
Все женщины были необыкновенно дружны. Александру между собой они в шутку называли «Мурашкой». Неугомонная, стремящаяся всем помочь, жена Никиты Муравьёва стала всеобщей любимицей. По просьбе Саши Екатерина Федоровна постоянно высылала краску и бумагу для Николая Бестужева, который начал создавать галерею портретов своих соузников. Её стараниями в Чите открылась первая аптека. Она стала выписывать медикаменты и травы для медицинской практики доктора Вольфа.
После прибытия в Сибирь Александра Муравьева хранила как зеницу ока стихи, которые ей передал Пушкин своему другу Пущину при ее отъезде из Москвы. Пущина доставили в Читу 5 января 1828 года из Шлиссельбургской крепости. Узнав об этом, Саша пробралась к деревянной ограде тюрьмы и через какую-то щель передала Ивану Ивановичу согнутый вчетверо лист с крылатыми стихами.
