Его туника промокла во время тренировки, вызывая зуд там, где прикасалась к коже. Желая поскорее избавиться от непригодной одежды, он стянул ее и бросил на диван, как только вошел в свою комнату.
Должно быть, этим утром Абдул заходил в покои, потому что окна были открыты, впуская мягкий приятный ветерок, обдувающий голую грудь и плечи Себастьяна, когда он снял с талии перевязь и прошел через общее помещение в свою спальню. Он снял оружие и собирался повесить его на стене, когда что-то заставило его остановиться.
Движение позади него.
Ловкое, бесшумное.
Малозаметное.
Видение одетого в черное юноши и жалящего кинжала пронеслось в голове, как вспышка молнии. Ассасин — от недоброго предчувствия волосы на затылке встали дыбом — объяснение, в которое, казалось, невозможно поверить, но угроза слишком реальная, чтобы проигнорировать.
Он не собирался ждать доказательств. Его рука инстинктивно сжала рукоятку меча. Себастьян рванул лезвие из ножен и повернулся к чужаку.
— Иисус Христос! — прошипел он, когда острое лезвие в последний момент остановилось у основания тонкой, скрытой вуалью шеи.
Глаза Захиры над краем вуали были широко раскрыты от удивления, но она не закричала и не упала в обморок. Она действительно едва двигалась, почти не дышала, лишь стояла перед ним, не моргая, словно действительно ожидала от него смертельного удара. И он расслышал отчетливый вздох облегчения, пускай и тихий, когда с приглушенным проклятием опустил оружие.
— Что, Бога ради, вы здесь делаете? — требовательно спросил он, его голос звучал грубо из-за осознания того, что он мог с ней сделать. Его взгляд скользнул от ее плеча к участку покрытого ковром пола в центре его покоев. Там множество подушек были собраны так, чтобы сформировать мягкое ложе, а позади них лежал молитвенный коврик, развернутый, словно им недавно пользовались. Рисунок на ткани был направлен в сторону Мекки, в направлении которой все добропорядочные мусульмане посылали свои молитвы Аллаху.
Себастьян в замешательстве оглянулся на Захиру.
— К чему это?
Она смотрела на его голую грудь. Видимо, Захира осознала это одновременно с ним, она моргнула и подняла подбородок, чтобы прямо взглянуть ему в глаза.
— Милорд?
— Кто разрешил вам войти в мои личные покои?
— Ваш слуга, милорд, — просто ответила она. — Он привел меня сюда несколько часов назад, сказав, чтобы я прислуживала вам во всем, что вам заблагорассудится. — Она опустила глаза, внезапно смутившись. — Я предположила, что это тоже было вашим желанием.
