— Халим, — прошептала она, схватив его за руку, и почувствовала досаду, услышав в своем голосе нотку неподдельного страха. — Пожалуйста. Не оставляй меня здесь.
Остановившись, он посмотрел на нее, и хотя Захира сомневалась, что ему есть дело до того, услышит ли его кто-то из мужчин, он понизил голос, чтобы было слышно только ей.
— Если ты не справишься, я убью тебя. Ты поняла? Ты получила только то, что заслуживаешь, Захира. Я уверен, у тебя все получится как нельзя лучше.
Она знала, что он сказал правду, знала, что он сделал это сейчас по многим причинам, одной из которых было то, что он винил ее в смерти своего брата. Она едва не отпрянула, когда он потянулся и сорвал ее вуаль — последнее унижение, демонстрация ее лица другим присутствующим мужчинам.
— Поздравляю, капитан, — язвительно и с сильным акцентом сообщил Халим на языке франков. — Теперь она вся ваша.
Себастьян чувствовал резкое и непреодолимое желание последовать за братом Захиры из дворца на улицу и посмотреть, будет ли этот ублюдок так же охотно драться с другим мужчиной, как только что делал это с беззащитной женщиной. К счастью, Логан думал о том же; когда Халим самодовольно прошел мимо него, крупный шотландец намеренно толкнул сарацина в плечо, предлагая ответить оскорблением и дать ему повод, отбросив правила, решить дело мечами во дворе. К его разочарованию, Халим не стал поднимать ставки. Он лишь отступил подальше от Логана и в последний раз посмотрел на Себастьяна, прежде чем выйти в коридор и исчезнуть из виду.
Довольный, что избавился от него, Себастьян сосредоточил свое внимание на Захире.
— Вы в порядке? — спросил он ее.
Не глядя на него, она слабо кивнула. Он думал, что увидит ее плачущей в нескольких шагах от себя, беспомощной, как потерявшийся котенок, который нуждается в защите. Он бы понял это и пожалел ее. Но Захира оставалась молчаливой, ее голова опущенной, а руки сильно прижаты к туловищу, в ее позе не было и намека на подавленность или страх. Вряд ли она была мяукающим котенком, нуждающимся в спасении, в тот момент она больше напоминала тигрицу, безмолвно переживающую внезапную уязвимость и планирующую следующую атаку.
А может быть, появилась странная мысль, она просчитывала, стоит или не стоит в порыве обиды набрасываться первой.
Себастьян отмахнулся от странных предчувствий и шагнул к ней. На траве у ее ног лежала ее разорванная вуаль. Когда она не попыталась поднять ее, он наклонился и сделал это сам.
