[60] — огромный торт. Он был точной копией испанской Альгамбры, c Воротами Гранатов, Миртовым и Львиным двориками с колоннадой и крошечным фонтаном, поддерживаемым двенадцатью львами.
Из-за большого количества гостей и огромного разнообразия блюд угощения подавались не по очереди, а сразу, во всем изобилии — настоящий лукуллов пир. На одном краю была огромная порция жареной телятины, на другом cochon de lait — целый поросенок, с хрустящей корочкой и нежным мясом. В промежутках между основными блюдами подавали суп из зеленой черепахи — court bouillon, и креольский bouillabaisse[61], называемый гумбо, вместе с чашами пропаренного риса. В ряд стояли тарелки вареных креветок, приправленных пряностями, полуоткрытые устрицы, подносы с vol-au-vents[62], начиненными раками, языками бекасов и устрицами. Огромный черепаший панцирь, наполненный смазанным маслом мясом краба и черепахи, соседствовал с coq au vin[63], filet de boeuf[64] — с грибами, смешанными с daube glacé[65] и утиной печенью. Вдоль стен стояли буфеты, с одной стороны были всевозможные десерты: кексы, торты, пироги, пудинги, безе, желе, кремы, конфеты, с другой — напитки, от горячего кофе с цикорием до шампанского. Позади каждого стула стоял слуга, готовый по первому зову выполнить любую прихоть гостя.
Разместившееся в углу зала трио музыкантов исполняло классические мелодии на скрипке, валторне и клавесине. Вскоре, когда невеста с женихом удалятся, длинный стол с яствами будет передвинут и здесь устроят танцы. Конечно же, думала Кэтрин, такое обилие еды и развлечений сыграет свою роль и ей с мужем не станут исполнять шуточную серенаду на тазах и подносах, оставят новобрачных в покое.
От вида такого изобилия сытной пищи и ее запаха, который смешивался с духами и запахом копоти освещавших комнату свечей, у Кэтрин закружилась голова. Она без аппетита ковыряла прибором в тарелке. Все, что она сумела протолкнуть в свое скованное горло, — это несколько глотков шампанского. Она играла бокалом, наблюдая, как яркие пузырьки поднимаются на поверхность, и явственно ощущала присутствие сидящего рядом мужчины. Его задумчивый взгляд был прикован к противоположной стене. О чем он думал? Заметил ли он, что среди гостей был и Маркус, который оказывал знаки внимания Соланж Наварро, выбирая для нее лакомые кусочки и нашептывая на ушко льстивые речи, от чего ее довольно невзрачное лицо становилось почти милым? Видел ли, как на него искоса поглядывают другие женщины, особенно Фанни Бартон, серые глаза которой, когда она смотрела на Рафаэля и на нее, Кэтрин, принимали выражение такой непоколебимой храбрости, что это было скорее похоже на боль?
