— Что это? — спросила она и подняла его.
Кэтрин почувствовала, как стоявшая рядом няня замерла.
— Всего лишь штопка… — начала Деде, но едва она заговорила, как прямо на колени мадам Мэйфилд из ткани выпал какой-то предмет.
Вскрикнув, она вскочила, и он с глухим стуком ударился об пол. Это был дымчато-черный кусок расплавленного воска в форме человека, пронзенный золотой шпилькой. Никому из троих не было необходимости объяснять, кого представляла эта фигура. Это был магический амулет, джу-джу, для мщения и даже смерти. Он изображал Наварро.
Кэтрин первой вскочила с места. Она схватила фигурку, вытащила из нее шпильку и быстро сжала амулет, превратив в бесформенную массу.
— Мадемуазель! Нет! — закричала Деде. — Я сделала это для вас!
Но Кэтрин заставила ее замолчать, быстро махнув рукой.
— Вот, — сказала она, швырнув в няню шарик воска. — Возьми это и уничтожь. Я не хочу, чтобы ты творила зло от моего имени.
Деде посмотрела на нее долгим взглядом и наконец произнесла:
— Да, мадемуазель Кэтрин.
Она отчетливо выговорила каждый слог ее имени, давая понять, что ее сильно обидели, даже оскорбили. Она сделала глубокий реверанс и с достоинством вышла из комнаты.
После это встала и мать Кэтрин.
— Браво, chérie, — тихо сказала она. — Я аплодирую этому смелому жесту — но ты простишь меня, если я скажу, что нахожу твою защитную реакцию несколько странной?
В салоне мадам Эстель царил полумрак, что не лучшим образом сказывалось на зрении работающих у нее женщин, но было необходимым элементом создания соответствующей атмосферы таинственности и благоговения. Не жалуя более современную мебель времен Директории, мадам предлагала своим клиенткам сомнительный комфорт позолоченных кресел в стиле Людовика XV, обитых скользкой тафтой. Там было множество экзотических предметов: арабский ковер, медная лампа, китайская ширма. Все это должно было умерять претензии тех, кого мадам, родившаяся и выросшая в Париже до террора, считала провинциалами. Расставленные тут и там ароматические палочки наполняли воздух приятным запахом, смешанным с запахом краски новых тканей, сложенных рулонами в подсобном помещении, и отдаленным запахом камфары, используемой для отпугивания моли и мышей.
Среди клиенток у мадам Эстель были любимицы. Ивонна Мэйфилд попала в их число благодаря своей независимости, так похожей на поведение самой мадам, и из-за острого глаза, а Кэтрин — из-за безупречной внешности и необычного цвета кожи: было трудно и приятно шить для нее после одежды для брюнеток, из которых состояло большинство клиенток мадам Эстель.
