— Ты слышал, — сказал сидящий рядом с ней Наварро. — Тебе ответили, и это не ошибка, а от себя добавлю: что я беру, то держу. И защищаю свою собственность. Впрочем, я забыл, тебе ведь не нужно напоминать об этом, не так ли?
То, с какой уверенностью он говорил и как фамильярно держал ее за руку, разозлило Кэтрин. Быстро отдернув руку и освободившись от всепоглощающей близости Наварро, она соскользнула с кровати, забыв о своем весьма нескромном одеянии.
— Кэтрин, — умолял Маркус.
Но она лишь покачала головой, на ходу поправляя юбки, и остановилась, только когда худощавый мужчина с каштановыми волосами разразился диким смехом.
— Ты… — сказал он, задыхаясь, указывая на Наварро. — Ты женишься на ней? Твоя месть заходит слишком далеко даже для испанца. Но я бы поостерегся. Ты слишком спешишь. Сначала нужно получить согласие леди.
— Пусть это тебя не тревожит. Тебе дали отставку. А теперь прости меня, но я нахожу твое присутствие слегка de trop[37].
Маркусу ничего не оставалось, как поклониться и уйти, что он и сделал весьма неохотно. Они слышали, как его каблуки стучали по коридору, а потом по лестнице, пока за ним не захлопнулась дверь.
— Bien! — сказала Ивонна Мэйфилд. — Скатертью дорога!
— Вы жестоки, — прокомментировал Наварро, проворно вскочил с кровати, обошел ее и встал у изголовья.
— Не больше, чем вы, — ответила женщина. — Но, полагаю, мне простительно разочарование?
— Если вы разочарованы, то исключительно по собственной вине, — загадочно произнес он.
Ивонна вздохнула.
— Да, думаю, вы правы. Я поощряла его ухаживания за Кэтрин. Все мы порой совершаем глупости.
— Если вы намекаете на меня…
Но мать Кэтрин покачала головой.
— Нет, нет. Я… оставлю вас сейчас. Здесь нет даже какой-нибудь шали, чтобы можно было накинуть на Кэтрин, а мой плащ остался внизу. Я его принесу. Потом, если вы соблаговолите проводить нас домой, возможно, нам удастся с достоинством выйти из этого положения.
Кэтрин редко видела свою мать такой подавленной и угнетенной. Она с интересом наблюдала, как Ивонна, расправив плечи, скрылась за дверью.
— Твоя мать очень проницательна, — заметил Наварро.
Кэтрин искоса взглянула в его сторону. Неужели он считал, что она должна была испытывать благодарность к матери за то, что она оставила их наедине? Ну уж нет. Ей нечего было сказать ему — ни сейчас, ни потом.
Когда Наварро сделал попытку приблизиться к ней, она нервно вздрогнула и отступила, но он ее задержал. Кэтрин отстранила его руку, когда он взял ее за подбородок, чтобы заглянуть в лицо, но не стала вырываться, а смотрела прямо перед собой.
