– А я рад, что оказался здесь, рядом с тобой. И на этот раз нас не разделяет космос, проклятая планета, генерал, дверь в твою ванную или чертово полотенце.
– Адриан… Не стоит, – мне хотелось его остановить, до того, как он произнесет или сделает что-то, что нельзя будет уже исправить или забыть. Но не успела.
Вилард сжал мое лицо в ладонях и притянул к себе поближе:
– Я тебя люблю и хочу заняться с тобой любовью. Если ты против, можешь натравить на меня своего фантома. Решать тебе.
Он поцеловал меня, жадно, ненасытно. Сжимая мои плечи, поглаживая их, казалось, успокаивая во мне возможный нарастающий протест. А мне было странно целоваться с мужчиной, которого я никогда не рассматривала как своего сексуального партнера. Интерес? Не совсем. Скорее, попытка понять, исцелилась ли я окончательно?
Его рука забралась в разодранный вырез моей футболки и погладила разгоряченную кожу. Губы скользнули по щеке, коснулись шеи, волос, мочки уха. Я прикрыла глаза, стараясь расслабиться и… впустить его в свое тело? В свою жизнь?
Перед глазами потемнело, и я словно пережила это снова.
Я попыталась отстраниться, оттолкнуть, говорить с ним, чтобы не позволить этому случиться, я умоляла, а он меня не слышал. Он повалил меня на живот, разрывая одежду на спине. Я изворачивалась, как могла, не позволяя ему добраться до меня, и все же. Он был сильнее. Он был пьян, давно меня желал, а теперь еще и ненавидел. Когда он в меня вошел, одним сильным резким движением, сотрясая все мое тело, я закрыла глаза и заплакала.
Я отшатнулась, даже не от Виларда, а от картинки, возникшей у меня в голове. Боже мой! Неужели это не кончится никогда? Неужели близость с мужчиной всегда будет вызывать во мне подобные воспоминания? А все, что произошло у нас с Дамиром, лишь результат усилий некоего хаа-рашса, забравшего себе все мои страхи и опасения?
– Что с тобой? – встревожился Адриан, подавшись ко мне, но я остановила его жестом руки.
– Не будет фантома… Я не хочу делать тебе больно. Просто прошу тебя, не делай больно мне.
Между нами возникло неловкое тягостное молчание. Вилард не сводил с меня взгляда, словно пригвоздив им к месту.
– Значит, ты все еще не можешь… простить того, что я сделал?
– Это трудно простить, – я с горечью усмехнулась, – знаешь, каково это – оказаться беспомощной, избитой в руках пьяного мужика, который еще не до конца решил чего же он хочет: трахнуть тебя? Или убить? Когда ты знаешь, что за камерой наблюдают, и свидетели твоего позора и бесчестия делают ставки: как быстро ты сломаешься и заговоришь. И кто из них будет следующим. Я бы… я бы могла простить тебе все: ненависть, побои, оскорбления. Мне было бы гораздо проще и легче умереть от твоей руки, зная, что я это заслужила. И это справедливое наказание. Но то, что ты сделал… Ты меня разрушил. Изнутри. Я перестала жить, только существовала, ради одной цели. Ради мести. И даже не тебе, потому что в глубине души понимала. Боже, я понимала твой поступок, как бы мерзок он ни был. Я пыталась жить, чтобы наказать убийц моей семьи, стараясь стереть из памяти ту ночь, когда ты меня изнасиловал. Но встречая любого мужчину на своем пути, я пытаюсь предугадать: на что он способен, насколько силен, сможет ли причинить мне боль?
