Я надеялся увидеть ее во дворе, за самым роскошным столом года. Но она не пришла.
А потом, однажды, я пришел из города, пьяный. И у ворот в наш двор встретил Вахта. Он отвел меня в сторону. Взял меня за локоть, своей крючковатой рукой. И сказал:
— Вова. Я не должен тебе говорить. Но я скажу. Рая беременная.
Я ничего не сказал. Я напился.
Той же весной родители Бори Каца, тетя Доля и дядя Феликс, приняли решение уехать в Израиль.
Израиль был в моем представлении загадочной страной. Чтобы попасть в нее, еврей, которому неплохо живется и в этой местности, бросает — все то, за счет чего ему здесь неплохо жилось. В течение многих месяцев стоит в километровых очередях на оформление бумаг. Потом собирает манатки, накрывает стол для друзей и соседей, как бы подытоживающий то, как неплохо ему здесь жилось, и уезжает. А потом шлет оставшимся евреям и соседям — пестрые дешевые открытки.
Именно так решили поступить и дядя Феликс с тетей Долей. Вещи они собирали долго. За супружескую жизнь, оказывается, родители Бори разжились нехилым скарбом. Это все тетя Доля, конечно.
— Зачем нам столько теплых вещей? Мы же едем в Израиль! — удивлялся дядя Феликс. — Там же Красное море, а не Белое!
— Вещи кушать не просят! — отвечала ему тетя Доля.
На прощальной пьянке была Рая. Я тоже там был. Я смотрел на Раин большой живот. Рая на меня не посмотрела ни разу.
На следующий день, рано утром, в наш двор приехали громадные военные грузовики, от властей города.
— Кто здесь Кацы? — спросил, заглянув в бумажку, представитель властей, коротко оценив скопление нетрезвых заплаканных людей во дворе. — Феликс Кац, Доля Кац, Борис Кац, Евгения Кац?
— Это мы, — сказала тетя Доля и усадила власти за стол.
Во дворе еврейскую мелодию заиграли лабухи. Рыдал как дитя, обняв Феликса и тетю Долю, Вахт. Выползла на свет и тихонько всхлипывала, виновато помаргивая невидящими глазами, Рива.
Мош Бордей вынес из погреба много вина, несколько бутылок дал в дорогу дяде Феликсу. Выпили на посошок.
— Пишите! — говорил Вахт тете Доле.
— Обязательно! — отвечала сквозь слезы тетя Доля.
— Пишите! — говорил я, обнимая Борю и Женечку-химика.
— Пишите! — говорила беременная Рая и плакала тоже.
— Обязательно! — отвечала тетя Доля. — Феликс, я не могу, у меня сердце сейчас разорвется!
— Ну все, пора! — сказал решительно представитель властей, которому тоже, кажется, было трудно пережить все это.
Тетю Долю, дядю Феликса, Борю и Женечку-химика на наших глазах увезли на историческую родину.
