- Давай, старайся, - сказал Смирнов. – Не обосрись. Леня приезжает во вторник.
Уже в дверях кабинета Иван Никитич Смирнов на секунду задержался и посмотрел на портрет Брежнева, висящий над столом первого лица республики.
- Лёня Брежнев – человек, - сказал Смирнов задумчиво, поглядев куда-то мимо Семена Гроссу, - такой же, как все. Хоккей, цирк – это не мечта, Сеня. А есть мечта. У каждого есть мечта, Сеня. Это второй мой подарок. Это знают не все, Сеня. Даже в Москве. Подумай над этим. Звони мне после сиесты, держи в курсе.
В двенадцать часов дня в городе наступала сиеста. Жара становилась беспощадной, температура достигала +30 в тени, и социальная жизнь в городе умирала. Сиеста длилась до 4 - 5 часов дня. Тогда жара спадала, и муравейник оживал.
Сиеста пришла в Советскую Молдавию из глубины веков. В советское время с сиестами пытались бороться как с явлением, препятствующим выполнению пятилетнего плана. Но попытки работать в часы летней сиесты закончились массовыми тепловыми ударами, особенно на селе. И сиеста была восстановлена в прежних правах. Как народная традиция, бережно охраняемая советским государством.
Семен Кузьмич вышел на порог Центрального Комитета КПМ. Постоял секунду, глянул на молниеносно притихнувших водителей. Смачно, с удовольствием, куснул громадное прохладное красное яблоко. Улыбнулся и умиленно повел взглядом вокруг.
Вся жизнь южного города, кажется, открылась в эту минуту первому секретарю с монументально высоких ступеней цэковского мраморного элеватора. Дворики старого центра, сплетенные между собой в непроходимый, утопающий в зелени и солнечном свете лабиринт, и немногочисленные широкие улицы, опустевшие в часы сиесты, и поливальные машины, и запах мокрого асфальта, и одуревшие от жары воробьи, дремлющие возле поилки, и тощие южные кошки, равнодушные к воробьям, вечно занятые поиском тени, и бесполезные сотрудники раскаленных учреждений делового центра, потребляющие в эти часы тонны минеральной воды из одинаковых помятых кабинетных сифонов, и торговцы на центральном базаре, собравшиеся за одним из столов, чтобы радостно вынести приговор огромному арбузу, и бесчисленные пивные и рюмочные, наполненные музыкой, смехом, стуком стаканов и цветом нации до отказа - все они были знакомы Семену Кузьмичу, ведь они были здешним народом – бестолковым и беззлобным. Из которого он, Семен Кузьмич, происходил, и которым руководил теперь - в меру сил.
Семен Кузьмич медленно спустился по ступенькам ЦК.
