Три имени вечности | страница 102
– …в общем, хочешь верь, а хочешь нет, попала я в место, где умершие люди… живут… эээ… Не то чтобы живут, а… обитают. Временно, скорее всего. Может, это и не самый его центр, мира того, а, скорее окраина… Но выглядит реально все, реально до такой степени, что невозможно отрицать…
Глеб зачарованно слушал Нику. С ее слов выходило, что где-то, неизвестно где, существует своего рода резервация для умерших людей. Не все люди, путь которых на Земле закончился, попадают в нее, но те, которые там очутились, образовали в тех местах нечто вроде социума, что-то подобное ограниченной «человеческой формации» и занимаются примерно теми же делами, какими занимались при жизни. Они пытаются решить некоторые задачи, которые были в них заложены при рождении на Земле, но не были реализованы.
– Они все полупрозрачные. Словно бы в них отсутствует какая-то очень важная часть, духовная часть, так можно сказать… – Ника наморщила лоб. – Чего же в них не хватает… не могу понять… Ну вот если взять людей вокруг и присмотреться, то видно, что в них есть нечто такое, что отличает живое от неживого… Свет, что ли какой-то, внутренний… А в тех – такого света нету. И нигде в том мире нет. И от этого все они выглядят ужасно тусклыми. Тусклыми еще и потому, что они несут в себе мысли о тех временах, когда они были по-настоящему живыми, да и мысли-то все эти одинаковые… все их мысли о бытовых вещах, о каких-то удобствах, какими они обладали. И недостижимость утерянных благ их заставляет страдать.
– Что ты такое говоришь, Ника?! – Глеба пронизал ледяной спазм. – Как же такое может быть?!
– А я откуда знаю? Мое дело увидеть и рассказать… а ты что хочешь с этим делай. Может, именно в этом мое предназначение – рассказать тебе об этом… И еще их заставляет страдать отсутствие всевышнего света. Они о нем не знают ничего. Оттого и страдают.
– Ужасно!
– Ну конечно. Однако есть у них нечто такое, что в какой-то мере заменяет им тот свет. Это такая вещь… я тебе скажу, только ты не смейся.
– Что ты говоришь, конечно, не буду смеяться!
– Они называют его ковчег. Это что-то вроде большого тяжелого деревянного короба. Разукрашенный яркими красками, резной весь такой. Из дерева сделан какого-то непонятного… розоватого цвета. Ручки сбоку приделаны серебряные.
– Ручки? Зачем?
– А мне откуда знать? Нужно, значит, зачем-то – вот и приделали ручки. Ковчег этот светится янтарным светом и спрятан где-то на дальней окраине их мира, в глухом лесу. А он, этот мир, очень ограничен в своих размерах. Люди, которые там живут, приходят к своему ковчегу время от времени, чтобы увидеть отблески света, источник которого им неясен. Для них это сияние как смысл жизни, и они знают: пока они видят его, они под защитой, как под защитой своей матери. И ковчег этот для них – предмет неописуемой ценности. Он смысл их бытия. Он словно ниточка, которая связывает их с истинным светом.