Дневник горнорабочего | страница 28
Со своей дурацкой долей бороться с пересыпом я уже смирился и безропотно перелопачиваю вагоны товара, сыплющегося в духовку. Лишь изредка мечтаю об авариях и поломках.
По дороге к стволу коллеги рассказывали о малолетке (зоне для малолетних преступников — один из наших работяг в детстве отбывал). Красный цвет — нельзя, «Приму» курить нельзя (пачка красная), самолет пролетел — есть нельзя (звезды на крыльях), колбасу — нельзя (на ой похожа). В бане у каждого по два куска мыла и по два полотенца — для верхней половины тела и для нижней. И не дай бог перепутать. Короче, жуть.
Угадайте с 10 раз, что я нашел сегодня в шахте? В жизни не угадаете! Третий том собрания сочинений О’Генри. Какой–то мой предшественник–пересыпщик не пожалел книгу, взял в шахту. Читал, правда, аккуратно, не сильно испачкал. Сование носа за все рамы и затяжки приносит плоды не только в виде клеваков, наколенников и кабелей.
Приятное сообщение — я больше не шахтер. Целых две недели я буду студентом, забуду про лопату, ничего тяжелее ручки не подниму. Да здравствует умственный труд!
Стих. Называется «Шахтер». Безжалостно вырван мной из стенной газеты Профсоюза работников угольной промышленности и приобщен к другим перлам. Написал В. Ляхов.
Во как!
После смены звеном стояли во дворе, ждали автобус. К нам подошла грязная шахтная собака и тоскливо завыла.
— К покойнику, — сказал один. Другой пинком прогнал ее. Интересно, будет ли покойник? Я не кровожаден, просто любопытно, сбудется ли примета.
Пафосным стихом В. Ляхова навеяло.
Считается, что в шахте должно быть страшно. И бывает, когда вывозят очередного невезучего. А в остальное время — темно, грязно, холодно. И тяжело.