Рабы испуганно поглядели друг на друга, что подтвердило догадку Квинта о том, что они знают латынь.
Солин ухмыльнулся, обнажив ряд гнилых зубов.
— Который? — спросил он.
Не обращая внимания на хмурый взгляд Агесандра, Квинт показал на того, кого сам недавно осмотрел.
Римлянин оскалился.
— Как насчет ста сорока дидрахм?
— Сто, — небрежно махнув рукой, ответил Квинт.
Лицо Солина сделалось жестким.
— Мне же надо на что-то жить, — рыкнул он. — Сто тридцать. Моя последняя цена.
— Прибавлю десять дидрахм, не больше, — ответил Квинт.
Солин бешено затряс головой.
Довольный взгляд Агесандра вывел Квинта из себя.
— Возьму за сто двадцать пять, — отрезал он.
Агесандр наклонился к нему.
— У меня столько нет, — с кислым видом прошептал он.
— Тогда я продам медвежью шкуру. Которая уж точно стоит не меньше двадцати пяти дидрахм, — возразил Квинт. Он собирался накрывать ею постель, но выиграть спор сейчас важнее.
Солин внезапно изменился в лице и шагнул вперед.
— Я согласен на такую цену, — произнес он и кивнул.
Пальцы Агесандра сжались вокруг кошелька.
— Отдай ему, — приказал Квинт. Когда сицилиец не обратил на его слова внимания, терпению Квинта пришел конец. — Тут приказываю я! — взорвался он. — Делай как я сказал!
Агесандр с неудовольствием подчинился. Эта маленькая победа безгранично обрадовала Квинта.
— Вот сотня. Мой человек принесет тебе остальное позже.
Уже убирая деньги, Солин открыл было рот, чтобы возразить.
— Мой отец — Гай Фабриций, всадник, — рыкнул Квинт. — Все будет уплачено прежде, чем наступит ночь.
Солин тут же пошел на попятную.
— Конечно, конечно.
Отцепив от пояса связку ключей, он выбрал нужный и протянул руки к железному кольцу на шее карфагенянина. Прозвучал тихий щелчок, и раб, шатаясь, сделал шаг вперед.
Аврелия впервые бросила на него взгляд. «Еще никогда не встречала таких симпатичных», — подумала она, и ее сердце заколотилось при виде обнаженной мужской плоти.
По ошеломленному взгляду карфагенянина Квинт понял, что тот еще не понял, что произошло. Лишь когда его товарищ что-то спешно пробормотал на карфагенском, юноша осознал все, и в его глазах появились слезы. Он повернулся к Квинту.
— Купи и моего друга, пожалуйста, — совершенно отчетливо произнес он на латыни.
«Я был прав», — радостно подумал Квинт.
— Ты говоришь на нашем языке.
— Да.
Агесандр яростно поглядел на раба, но брат с сестрой не обратили на него внимания.
— Как так получилось? — спросила Аврелия.
— Отец настоял, чтобы я выучил. И греческий тоже.
