Так же, как мы склонны признать, что мир есть таков, каким мы его видим, мы наивно принимаем, что люди таковы, какими они нам представляются. К сожалению, в последнем случае не существует еще никакой физики, которая доказала бы несоразмерность между восприятием и действительностью. Хотя возможность грубого обмана здесь во много раз больше, чем при чувственном восприятии, мы все же проецируем — безбоязненно и наивно — нашу собственную психологию на наших ближних. Каждый из нас создает себе таким образом ряд более или менее воображаемых отношений, которые, по существу, покоятся на подобных проекциях. Среди невротиков это встречается очень даже часто, для них фантастические проекции, так сказать, являются единственной возможностью человеческих отношений. Человек, которого я воспринимаю главным образом посредством моей проекции, есть имаго, или же носитель имаго и символа. Все содержания нашего бессознательного неизменно проецируются на наше окружение, и только если мы можем прозреть определенные своеобразия нашего объекта как проекции, нам удается отделить их от действительных свойств этого объекта. Если же проекционный характер какого-то свойства объекта не стал осознаваемым, нам не остается ничего иного, кроме как быть наивно убежденными, будто это свойство, действительно, принадлежит объекту. Все наши человеческие отношения кишат подобными проекциями; и кому не удается это уяснить на чем-то своем, личном, пусть внимательно посмотрит на психологию прессы тех стран, которые вступили в войну. Cum grano salis всегда усматривают собственные непризнанные ошибки у противника. Прекрасные примеры этому можно найти во всякой личной полемике. Кто не обладает из ряда вон выходящим саморазумением, тот не подымется над своими проекциями, а будет, по большей части, пребывать под ними, — ведь естественное духовное состояние предполагает наличие таких проекций. Это естественно и является данностью: бессознательные содержания проецируются, это создает у относительно примитивного человека ту характерную отнесенность к объекту, которую Леви-Брюль так метко обозначил как "мистическая идентичность", или "мистическое соучастие"1. Итак, всякий нормальный и размышляющий о себе в пределах обычного человек нашего времени, опутан целой системой таких проекций и привязан ими к окружению. Принудительный характер таких отношений (даже "магический" или "мистически-принуждающий") им совершенно не осознается, "покуда все обстоит благополучно". Если не наступает паранойяльное духовное расстройство, то эти бессознательные отнесенности, по характеру своему проекционные, выступают как принудительные путы, разукрашенные, как правило, бессознательными материалами, которые, однако, составляют содержание этих же проекций nota bene и в нормальном состоянии. Покуда жизненный интерес либидо может использовать эти проекции в качестве приемлемых и полезных мостов для связи с миром, до тех пор эти проекции составляют даже некое позитивное облегчение жизни. Когда же либидо желает пробить себе какой-то иной путь, отчего начинается движение вспять по прежним мосткам проекций, тогда эти проекции действуют как величайшая помеха, какую трудно себе даже помыслить, потому что они действенно и эффективно препятствуют всякому истинному освобождению от прежнего объекта. Тогда наступает характерный феномен: стараются (насколько возможно) обесценить или разнести вдребезги прежний объект как раз для того, чтобы можно было от него отвязать либидо. Но поскольку прежняя идентичность покоилась на проекции субъективного содержания, то полное и безостаточное отвязывание может совершиться только тогда, когда имаго, которое представляло собой объект, полностью будет возвращено и когда оно полностью возместит субъекту свое значение. Эта реституция происходит посредством сознательного познания проецированного содержания, т. е. посредством признания "символической ценности" прежнего объекта.
