Сказанное
может быть отнесено к анализируемой
картине:
ее смысл раскрывается только благодаря
расширению исторического
контекста. Тревога, породившая данный
образ,
объясняется потрясением, которое
испытало сознание художника
в момент появления чего-то совершенно
чуждого
и происходящего из неведомых ему самому
глубин его существа.
Подпороговое содержимое бессознательного
принимает
участие в разработке образа, целенаправленно
создаваемого
сознанием; это содержимое является нам
в виде элементов
потустороннего, подземного или
космического мира.
Из взаимной интеграции сознания и
бессознательного
рождается огненная фигура «Homo
maximus»,
(«Человека величайшего»), Антропоса
и Сына человеческого, божественная
(нуминозная) природа которого вызывает
в нашей памяти Еноха, Христа («Огонь
пришел Я низвесть на землю...», Лука, 12,
49), Илию, соответствующие видения в
книгах пророков Даниила и Иезекииля.
Огонь Иеговы
карает, убивает и пожирает; и данная
картина способна вызвать
у зрителя воспоминание об «огне гнева»
(Якоб Бёме),
вмещающем в себя весь ад, включая
Люцифера. Вот почему
разбрасываемые направо и налево искры
пламени могут
с равным основанием означать прославление
Святого
Духа и огонь дурных страстей, то есть
крайности чувства,
на которые способна человеческая натура,
но которые
в повседневной жизни отвергаются,
подавляются и скрываются вплоть до
полного вытеснения в бессознательное.
Несомненно, есть глубокий смысл в том,
что имя «Люцифер»
(этимологически — «несущий свет»)
прилагается как
к Христу, так и к дьяволу. В сцене искушения
(Матфей,
4, 3) описывается их противопоставленность
и борьба Христа с дьяволом и его воинством;
в то же время это описание
передает внутреннюю структуру его
нравственного выбора:
ведь контраст существует только в том
случае, когда
две экзистенциальные категории входят
между собой в противоречие, а не когда
одна из категорий выступает без своего
противоположного полюса или когда
зависимость между
категориями носит односторонний характер
— например, когда согласно доктрине
privatio
boni
в качестве отдельной
сущности признается только добро, но
не зло.
Итак,
огненная фигура сеятеля огня отличается
двойственностью и объединяет в себе
противоположности. Это — «унифицирующий»
символ, выражающий высшую целостность,
которая во всех возможных направлениях
«дополняет» фрагментарный характер
человека как только лишь сознательного
существа. Таким образом, сеятель огня
приносит одновременно благо и
несчастье. К чему приведет его миссия
— к процветанию или к гибели? Это будет
зависеть от степени понимания и от
этического выбора личности. Вот
почему данная картина является посланием
современному человеку, призывом быть
внимательнее к «небесным знамениям»
и правильно их толковать.
