Во всех
упомянутых символических представлениях
мы встречаем архетипические образы,
родившиеся отнюдь не в связи с наблюдениями
над НЛО; образы эти существовали
всегда. Мы располагаем историческими
свидетельствами об аналогичных
фактах, насчитывающими десятки, а то и
сотни лет. Тридцать лет назад, когда
проблемы «летающих тарелок» вообще
не существовало, мне стал известен
целый ряд очень похожих сновидений,
например: множество маленьких солнц
или золотых монет, нисходя-
1) См.:
Деяния Св. Апостолов, 2, 3.
щих
с неба; мальчик в одежде, сотканной из
золотистых и светящихся округлостей;
странник в звездных просторах; тело,
которое вначале взошло подобно Солнцу,
а затем, в результате развития целой
серии видений, превратилось в мандалу.
Я вспоминаю также картину, показанную
мне в 1919 году: внизу — город, расположенный
вдоль берега моря и похожий на обычный
современный порт с кораблями, заводскими
трубами, укреплениями, пушками и
солдатами; выше — толстый слой
облаков; еще выше — нечто вроде
вращающегося и светящегося диска,
разделенного на четыре равные части
«греческим» крестом красного цвета.
Здесь уже видны два мира, разделенные
слоем облаков и не вступающие в
соприкосновение друг с другом.
Рассказы
о НЛО начали интересовать меня сразу
после своего появления, ибо я понял, что
по своей природе они, по всей видимости,
являются символическими слухами; поэтому
с 1947 года я собираю все доступные мне
публикации на их счет. Эти рассказы,
как мне всегда казалось, имеют много
общего с символикой мандалы, о которой
я впервые написал в 1929 году в работе
«Тайна золотого цветка» (совместно с
Рихардом Вильгельмом)1. Конечно,
хотелось бы предоставить показаниям
добросовестных очевидцев и радаров
«преимущество сомнения»2, но при
всем том следует подчеркнуть несомненное
родство между феноменом НЛО и
отдельными психическими и психологическими
предпосылками, которыми нельзя
пренебрегать при оценке и интерпретации
наблюдений. В результате такого
сближения удается объяснить феномен с
психологической точки зрения; он
предстает как психическая компенсация
коллективной тревоги, переполняющей
умы и сердца. Но значение молвы не
исчерпывается ее ролью симптома,
объяснимого на основе причинных
связей; «летающие тарелки» претендуют
на ценность и значимость живого символа,
то есть действенного динамического
фактора, который в силу всеобщего
незнания и непонимания способен проявить
себя только через посредство визионерских
слухов.
