Дальше мама рассказывала так.
Сталин принял Шмидта, посмотрел список и сказал, что получил уже одно письмо от него с перечислением этих фамилий. Он, Сталин, дал поручение своим помощникам проверить материалы дела. Выяснилось, что обвинение полностью соответствует действительности, а обвиняемые сознались в своих преступлениях перед народом и партией. Академик не разобрался в своем окружении.
- "Вы все понимаете, когда дело касается звезд", – сказал вождь – "А когда дело касалось наших земных вопросов, этим людям удавалось Вас обманывать".
- "Неужели все сознались?" – помертвевшим голосом спросил ученый.
Сталин еще раз взглянул на бумагу. Случилось невероятное: вождя подвела его на самом деле выдающаяся память.
- "Нет, не все", – раздраженно сказал он.
Потом помолчал и добавил: "Один вот не сознался".
Сталин взял толстый синий карандаш, подчеркнул фамилию в списке и показал листок Шмидту.
- "Вы действительно можете ручаться за этого человека?"
И получив утвердительный ответ, написал на полях:
"ПРОВЕРИТЬ. ВОЗМОЖНО – ОГОВОР"
Какая причуда судьбы.
Никогда бы я не шел в 1987 г., ровно через 50 лет, по этим ступеням, более того, никогда бы я не родился в 1938 г., если один из пяти осужденных не выдержал бы допросов и подписал признание вместе со своими товарищами.
Потому что, этим человеком был мой дед, отец моей матери. Мужество Шмидта и надпись синим карандашом сохранили жизнь ему и его семье.
***
И вот мы, пройдя проверку документов, стоим в приемной Б. Щербины. Меня сразу поразило огромное количество телефонов на столе у секретаря. С гербами и без гербов, белые, черные, всех цветов радуги, с разными системами набора номеров и даже с короткими антеннами. Совершенно непонятным было то, как секретарь может угадать, какой из них звонит в данный момент. Но он угадывал. Более того, иногда два аппарата звонили одновременно, и тогда секретарь безо всякой паузы поднимал две трубки и вел беседу в параллельном режиме. Я стоял и думал, что важным качеством человека, занимающего это место, должен был быть абсолютный музыкальный слух.
Через несколько минут нас пригласили в кабинет. Высокие и красивые двойные двери, деревянные панели, ковровая дорожка, ведущая к столу. На столе опять телефоны. Но меньшее количество.
Щербина пожал нам руки и, кивнув мне, как уже хорошо знакомому человеку, сказал: "Давайте, давайте, докладывайте".
Я доложил то, о чем уже известно читателю и передал Председателю копии актов 1986 г.
