Книги были его страстью. Он дивился этому чуду — книге. Благоговейно перелистывал страницы, словно бы впитывая их в себя, каждая буква рождала в нём свои ассоциации то с жар-птицею, то с цветком, то с пчелою, то с грузным шмелём...
Будущее не сулило ничего доброго. Он опасался заглядывать в него. Он сверялся с писаниями мудрецов, и они не обещали утешения. Утешение следовало находить в себе самом. Но мысли путались. Да и весь он сейчас пребывал в странной растерянности...
Головешки под котлами перестали потрескивать. Адская кухня погасла, варево войны иссякло. Солнце взошло, и всё стало определённей, обычней. Сентябрь — месяц осени. Но осень подрёмывала. Небо казалось ниже туч, медленно, лениво заволакивавших горизонт. Они обещали дождь. Да и ветер, реявший между зубцов и сдувавший пыль — коричневую кирпичную пыль, стал жёстче.
Он снова выглянул в ближнюю машикулю. Там, внизу, на дне не оставалось никаких примет двухмесячной осады. Да и угрожающие шумы смолкли, и воцарилась благостная тишина. Видно, ворота уже были отворены, потому что вдали, как какие-то жучки, ползали коровёнки. Их было мало, совсем мало, дюжина, не больше, они мирно пощипывали траву.
«Что же это такое? — растерянно подумал он. — Где они, где московиты, отчего всё замерло?! Словно и не было взвизга ядер, воинственного крика осаждающих, не было убитых, усеявших откосы рва... Всё это было похоже на сон, если бы не было жестокой многодневной голодной яви».
Он встряхнулся, будто отгоняя от себя наваждение, и стал спускаться вниз. На одной из ступенек — они были круты — нога подломилась, и он чуть не упал. Прихрамывая и кляня себя за торопливость, спустился наконец на каменный парапет.
Возле ближнего дома, где обитал глава кагала, его ожидала толпа единоверцев. Его — несмотря на молодость, авторитет его не умалялся, ибо незаурядная учёность в нём была признана, к тому же он был обладателем книг, их у него было много, а книги почитались за сокровище.
— Ну? — подступил к нему бородатый реб Аврум; борода его сдавала в желтизну, и весь он был жёлтый и сморщенный. — Говори! Где они, они? — повторил он с нажимом. — Что с нами будет? Говори же!
Поэль пожал плечами.
— Я столько же знаю, сколько и вы, — отвечал он. — Станем ждать.
— Ждать! Ждать! — набросилась на него дочь реб Аврума Хана. На руках у неё покоился спелёнутый младенец, а за подол цеплялся четырёхлетний Ицка. — Нам нечего жрать, дети голодают.
