Трапеза была почти солдатской. Пили рейнское из оловянных кружек — стекло и серебро Пётр запретил брать в дорогу.
— За здоровье государя нашего! — провозгласил Фёдор. С глухим стуком сомкнулись кружки.
— Эх, звону нет, — недовольно произнёс Лефорт. — Питье без звону пресно.
— А как питья не станет? — и Пётр подмигнул.
— Того не может быть. Что мы, турки? Без пития и виктории не одержать, — огорчился Лефорт. Он был, по выражению князя Бориса Куракина, дебошан французский, хотя родом был швейцарец, что, впрочем, было несущественно. — Вот коли возьмём Азов да поставим там гарнизоны, можно будет расслабиться и отъехать в Европу. Не для развлечения, нет, — поправился он, — для дела, для научения. Как ты на это смотришь, мингер Питер?
— Охочь давно, — отозвался Пётр, — Науке корабельной выучиться у голландцев да и мастеров-корабелов завербовать, иных искусников для заведений разных заводов. Ровно дремлем мы. Доходят до нас толчки европейские: пора-де вставать.
— Верно, государь Питер, — оживился Лефорт, — очень верно: пора просыпаться! Всего в твоём царстве в избытке, однако ж всё лежит неподъёмно.
— Интересу нет, — вмешался Фёдор, — а коли нет интересу, нужда не приспеет.
— Вот я и мыслю вытрясти сей интерес, — тряхнул головой Пётр. — Токмо трясти с натугой придётся. Подыму всех.
«И потрясёт. И подымет», — уверился про себя Фёдор, Он испытывал к своему государю и господину отнюдь не верноподданнические, а скорей отцовские чувства. Подобные тем, которые испытывают к старшему сыну, в котором воплощена вся надежда. Он готов был идти на любые лишения, претерпеть любые опасности ради него и вместе с ним. Откуда в нём столь великая непоколебимость, зрелость мысли и чувства много пожившего человека?! Его отец царь Алексей Михайлович был богомолен, степенен, чадолюбив — оставил по себе шесть дочерей и пятерых сыновей, но, признаться, звёзд с неба не хватал. И Фёдор в который раз задавал себе вопрос: откуда в Петре таковая незаурядность? Матушка его, вторая супруга царя Алексея, ни умом, ни талантами не блистала, разве что её дядька и воспитатель, боярин из новопоставленных Артамон Матвеев был человеком незаурядным, широких взглядов, что в нём заметил и оценил царь Алексей. Но то воспитатель! Талант дан от Бога, а не от воспитания. Тупицу, сколь ни бейся, в таланты не выведешь...
Так, ни к чему не придя, остался со своими мыслями. А флотилия тем временем расставалась со светлыми водами Оки и стала пересекать тёмные воды Волги. Впереди был град Нижний Новгород. Не больно-то он древен: четыре века назад основал его князь Юрий Всеволодович, да триста лет тому как приписан он к Москве. Но хорош, хорош. Эвон Часовая гора манит своим кремлём и церквами.
