С Петром в пути | страница 3



   — Сдали крепость, сдали, — ожесточённо повторил Берко, и его широкое круглое лицо в мелких ямках оспин сморщилось. — Слыхать, на честное слово. Два месяца держались, однако. А уж ничего не осталось: ни смолы, ни дров, ни пороху.

   — Говорят, царь милостив, — нерешительно произнёс Поэль.

   — Э! — и Берко махнул рукой. — Нам, жидам, милости ждать нечего, сам знаешь. Ни от ляхов, ни от москалей. Паны они всюду паны, — сокрушённо закончил он.

Слова в его устах звучали по особому раскатисто. Ж-ж-ж-ж-ид — удар кнута, л-лях — свист сабли, пан — пуля, ударившаяся о препятствие...

Поэль невольно повторил их про себя. И ему показалось, что в этих трезвучиях крылась судьба, её усмешка, её исход. Жид вовсе не звучало оскорбительно. Это было польским прочтением немецкого слова юде, то есть иудеи, юдеи, обратившееся в языке идиш-юдид в краткое ид. Язык идиш — язык немецких евреев-ашкеназов — победно охватывал евреев Европы. И чем, собственно, ид отличается от жид? Только этим зудящим, свистящим звуком «ж». Поляки его любили. И шипящие были у них в фаворе. Он был у себя, в Германии, Сафир, а здесь, у поляков стал Шафир. «С волками жить — по-волчьи выть», — подумал он с усмешкой. Усмешка была горькой.

Когда король Сигизмунд овладел Смоленском, его родителей — он был тогда дитятей — вместе с другими евреями из польского Люблина погнали в завоёванный город. Смоленск был ключом к Московии. Он был неприступен — таким задумали его царь Фёдор Иванович и его шурин, а потом и преемник Борис Годунов. Он пал изменою — в который раз.

   — Что с нами будет? — снова переспросил он, не ожидая, впрочем, ответа, ибо ответ и так был ясен.

   — Выбраться бы отсюда, — вздохнул Берко. — А куда? Нам, жидам, везде несладко. Нас нигде не ждут.

   — Положимся на волю Божию, — хмыкнул Поэль.

   — Еврейский Бог от нас отворотился. Чем-то мы его прогневили.

   — Я знаю — чем. Тем, что родили Иисуса Христа, — всё с тою же усмешкой отозвался Поэль и носком сапога ткнул котёл с водой. Котёл жалобно рявкнул — он был пуст.

   — Адская кухня, — с досадою бросил Поэль. — А где вода?

   — Где? Выпили. Жара, нутро высохло.

   — За два-то месяца осады весь иссохнешь.

   — Тебе хорошо, ты человек умственный. Всегда при деле. — Берко поглядел на свои ладони, коричневые от въевшейся грязи, и вздохнул. — А вот куда мне приткнуться?

   — Бог не выдаст — свинья не съест, — отозвался Поэль. Странное равнодушие овладело им. Будь что будет.