С Петром в пути | страница 12
Мы располагаем мастерами разных ремёсел, весьма искусными в своём деле. Мы бьём челом его царскому величеству и великому князю Алексею Михайловичу, милостивому нашему господину и повелителю...
Боярин таращился на него, челюсть отвисла, изо рта ползла струйка слюны. Весь он был удивление, как давеча стрелецкий голова.
— Отколь ты такой речистый взялся? — наконец вымолвил он. И ведь вправду жидок. Ну скажи на милость, отколь такой речистый? — повторил он. Его сотрапезники тоже поднялись и уставились на Поэля.
— Я, ваша боярская милость, учен российскому языку. — Поэль вполне оценил изумление боярина и понёсся вперёд, желая усилить его. — А ещё многим языкам европским: голландскому, немецкому, польскому, шведскому, латынскому.
— Ишь ты! — Боярин был изрядно под хмелем, а потому чувства свои выражал непосредственно. — Ишь ты, сучий сын. Жид, небось, — в палате было полутемно, — ясное дело. В вашем племени есть головастые, есть. Слыхал. А видать не приходилось.
— Забыл, боярин, — напомнил ему кряжистый мужик в кафтане нараспашку. — У его царского величества доктор жидовин, именем Данило фон Гаден, Данило Жидовин. Зело искусен в своём деле, как сказывают.
— Верно, брат, верно, запамятовал я. Я тебе вот что скажу, жидок. Государь наш великий повелел: всем смолянам присягать на верность его государскому величеству и Московскому государству. А кто сей присяги избегнет, тому разрешено со всем скарбом выйтить за пределы Смоленска на все четыре стороны. Ежели ваша братия согласна присягать великому государю, то милость его пребудет над вами. Ну а коли нет — сам понимаешь... — И он развёл руками.
— Мы все с великою радостью присягнём милостивцу нашему, великому государю всея Руси Алексею Михайловичу, — торопливо подхватил Поэль, — и на письме, и изустно, как повелишь, боярин.
— Ну вот и хорошо, вот и ладно, — довольно протянул боярин. — А кличут-то тебя как, жидок?
— Поэль, ваша милость.
— Павел, стало быть. А скажи, Павлуха, голова да два уха, пойдёшь ты ко мне в службу? Не обижу.
Предложение было столь неожиданно, что Поэль на мгновение лишился дара речи. Но сообразив, что медлить с ответом неуместно, пробормотал:
— Как не пойти, пойду.
Глава вторая
БОГ ЕДИН!
Мерзость для царей — дело беззаконное,
потому что правдою утверждается престол.
Приятные царю уста правдивы, и говорящего
истину он любит. Царский гнев — вестник смерти,