— Но разве обязательно кричать о том, что я вступил в партию?
Глаза Угланова заискрились, и он одобрительно улыбнулся:
— Ну, если так, пишите заявление. Первым дам рекомендацию…
Захар Петрович сразу же почувствовал себя в колхозе представителем партии — все коммунисты ушли на фронт, и ему самому пришлось согласовывать все свои дела непосредственно с секретарем райкома…
Перед рассветом Павленко и товарищи из его отряда распрощались с Сосновкой. Председатель колхоза снабдил их двухдневным запасом продовольствия и сам провел в лес.
— Если не сможете перейти фронт и окажетесь в тяжелом положении пробирайтесь обратно в наши леса, — сказал комиссару.
— Спасибо, Захар Петрович. Только вы уж сберегите наших раненых.
— За них будьте спокойны!
И в самом деле, можно было бы не беспокоиться о судьбе раненых — о них заботились по-настоящему. Однако положение раненного в живот бойца было безнадежным. Он умер вскоре после ухода отряда. Колхозники похоронили его с почестями.
А Камиль быстро поправлялся. Лечение пошло ему на пользу. Кормили его куриным бульоном, — все резали кур, чтобы не достались фашистам.
Захар Петрович перевел его в свой дом. Здесь ему было совсем хорошо. По-родственному заботились о нем женщины. А беседы с Захаром Петровичем духовно укрепляли его, он не чувствовал оторванности от своих.
Особенно радовала и заполняла его одинокие часы дружба с Павликом.
В дом Захара Петровича его перенесли ночью. Между кладовой и хлевом был маленький чулан. Летом в нем спал Захар Петрович. Здесь и поместили Камиля.
Первую ночь на новом месте он спал плохо. Его мучили бредовые сны.
Вошел будто бы к нему Захар Петрович и говорит: «Ну, хватит разлеживаться, иди!» Камиль, превозмогая страшную боль в ноге, встает и выходит за дверь. Там его встречают партизаны. Не здороваясь ни с кем, он пробирается огородами в лес.
На ходу Камиль кому-то рассказывает: «Жена осталась, сын… Еще ребенок есть, его я не видел…»
И тут видит: узколицый, с большим носом гитлеровский солдат деловито возится с веревкой — он пытается повесить на ветке вяза мальчика. Вот уже накинул петлю… Камиль подбегает и сбивает гитлеровца с ног. Торопливо высвобождает из петли мальчика. О, да ведь это Хасан, сын! Хасан! Он хочет заговорить с Хасаном, однако почему-то не может.
«А-а, это сон! — думает Камиль, — Какой страшный сон! Проснуться нужно…» Но и проснуться он не может…
Кто-то окликает его: «Дяденька! Дядя Коля!» Да ведь это он «дядя Коля» — его так зовут здесь. Камиль хочет отозваться и не может. И только когда кто-то дотрагивается до его плеча, просыпается.
