Чистая душа | страница 40
Прошла всего-навсего неделя после отъезда Камиля, но очень-очень долгими показались Сании эти семь дней. Ей казалось, что Камиль где-то очень далеко, что он уже сражается с врагом под ревущим огнем днем и ночью.
Глава третья
СЕРДЦЕ КОММУНИСТА
1
Палатки из светло-серой холстины терялись на серебристом фоне березовых стволов как бы в туманной дымке.
За группой палаток, выстроенных в глубине леса, среди старых корявых берез стоит на вбитых в землю ножках длинный стол. На краешке стола примостился красноармеец в изрядно поношенной гимнастерке. Он пишет. Изредка слышен щебет какой-то птички в березовой листве. Поднимая пыль сапогами, меж палаток бродят группы солдат. Неподалеку солдаты чистят винтовки. Они тихо напевают песню. Где-то слышатся четкие голоса команды. Красноармеец за столом ничего этого не видит и не слышит, карандаш его быстро бегает по бумаге.
По извилистой тропке из лесной чащи выходит солдат. Обвисший живот его затянут слабо, обмотки неумело намотаны вокруг икр. Солдат идет к столу. Но сидящий за столом даже не поднял головы.
— Эй, Камиль! Как дела? Стихи сочиняешь?
Сидящий за столом действительно был Камиль. Он не уехал в дальние края, как это казалось Сании, а проходил подготовку в лагере, неподалеку от Казани.
«Ох уж мне этот Фуат! — подумал он. — Ходит тут…»
В эту минуту ему ни с кем не хотелось разговаривать. Но Фуат бесцеремонно уселся напротив.
— Ну что там пишешь?
Камиль понял, что от Фуата просто не отделаешься.
— Ага, это ты, — грубо сказал он, даже не глядя на земляка. — А я думаю: кто это ходит, портит воздух?
— Человек вообще на то и создан, чтобы портить воздух.
Камиль свернул бумаги и сунул в карман.
— Глупая, братец, философия! — сказал он, не повышая голоса. — Ты хотя бы свои пошлости высказывал не столь прямолинейно.
— Льщу себя надеждой поучиться у более умных людей.
Камиль как следует даже не расслышал последних слов Фуата. Оглядев его несобранную, нелепую фигуру, он только поморщился: и как его угораздило попасть в один лагерь с этим горе-солдатом?..
— Что же ты молчишь? — заговорил Фуат. — Видно, притомился на строевых занятиях? Недавно видел я, как ты, высунув язык, пёр на себе пулемет. Натерло горб?
— Это я уже слышал. Знаю, что и дальше скажешь.
— Ну-ка, скажи, если знаешь!
— «Это безобразие, — скажешь ты, — будучи учителем, да не простым учителем, а директором школы, человеком с высшим образованием, ходить в рядовых!» Не так ли?
— Разве это не правда?