Пушкин задал очень важный вопрос: «Но был ли счастлив мой Евгений?» Отвечает он твердо:
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы недолго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели...
(Разрядка моя. - Н. Д.)
«Друзья и дружба надоели» - кто пишет эти слова? Неужели Пушкин? Тот Пушкин, который мальчиком еще сказал:
...Где б ни был я; в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья, .
Святому братству верен я...?
Тот Пушкин, который Пущину писал: «Мой первый друг, мой друг бесценный», а Кюхельбекеру: «Мой брат родной по музе, по судьбам»? Тот Пушкин, чьи слова:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен... -
мы до сих пор повторяем с волнением и после нас будут повторять так же?
Чем чаще перечитываешь «Онегина», тем тверже убеждаешься: целой жизни не хватит, чтобы передумать, понять, вобрать в себя все, что вложено в эту тоненькую книжку. Вот, например, слова - наши обычные русские слова имеют очень много значений: смысл их зависит от того, кто их произносит, что в них вкладывается... Можно целую жизнь прожить - и так и не открыть для себя подлинного значения слова «дружба», так и считать своими друзьями просто приятных знакомых, с которыми, в общем-то, ничто серьезное тебя не связывает и которые потому легко надоедают. Так вот и жил Онегин. Конечно, он умнее, глубже, честнее Молчалиных и Бергов - потому-то мир этих людей надоел ему. Но ведь Онегин встречал в свете Каверина, Чаадаева, Пушкина - что мешало ему сблизиться с э т и м и людьми?
А мешало, оказывается, многое. То, что Онегин несчастлив, не вина его, а беда. Ему живется трудно:
Недуг, которого причину Давно бы отыскать пора, Подобный английскому сплину, Короче: русская хандра Им овладела понемногу; Он застрелиться, слава богу, Попробовать не захотел, Но к жизни вовсе охладел.
(Курсив Пушкина.)
Евгений не сразу примирился с горьким своим разочарованием, с ощущением своей ненужности:
Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взялся,
Хотел писать, - но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его,
И не попал он в цех задорный
Людей, о коих не сужу,
Затем, что к ним принадлежу.
Не может и не умеет Онегин того, что умеет и может Пушкин: «задорный цех» поэтов - не для него, и дело не только в том, что у Пушкина есть талант, а у Онегина - нету. Ведь Евгений даже книги читать не способен:
Отрядом книг уставил полку, Читал, читал, - а все без толку; Там скука, там обман иль бред; В том совести, в том смысла нет...
