Прочитаем «Онегина» вместе | страница 4



Мы все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь...

Мы ведь знаем, что Пушкин учился в Лицее - самом серьезном и прогрессивном учебном заведении своего времени. Кто же - «все»? И неужели в слово «мы» Пуш­кин включает себя, Пущина, Кюхельбекера, Дельвига?

Понимать эти строки можно по-разному. Мне ка­жется, Пушкин имеет в виду не себя и своих друзей, а тех средних петербургских юношей, с которыми ему не раз приходилось общаться в свете. На их фоне Онегин, ко­нечно, мог «воспитаньем... блеснуть». Сам же Пушкин - другой. С того и начинается отличие автора от героя, что уже в лицейские годы Пушкину было доступно многое, недоступное Онегину. «Высокая страсть» к поэзии, ов­ладевшая Пушкиным и его друзьями еще в детстве, чуж­да Евгению:

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Лицейское братство, книги, стихи, вольнолюбивые мечты, прекрасная царскосельская природа, романтические увлечения милыми девушками - так прошла юность авто­ра. А герой... В строфах X, XI, XII Пушкин рассказывает

«науке страсти нежной», которую Онегин знал «твер­же всех наук»:

Как рано мог он лицемерить...

...Казаться мрачным, изнывать,

Являться гордым и послушным...

...Как он умел казаться новым...

(Разрядка моя. - И. Д.)

Поэт находит самые точные, самые убедительные слова, чтобы объяснить, как несчастливо воспитали Ев­гения: чувствовать, страдать, радоваться он не умеет. Зато умеет «лицемерить, казаться, являться»; зато, как многие светские люди, умеет скучать, томиться...

Вот как по-разному воспринимают Пушкин и Оне­гин, например, театр. Для Пушкина петербургский те­атр - «волшебный край», о котором он мечтает в ссылке:

Услышу ль вновь я ваши хоры?

Узрю ли русской Терпсихоры

Душой исполненный полет?

А Онегин «входит, идет меж кресел по ногам, двой­ной лорнет, скосясь, наводит на ложи незнакомых дам...» А Онегин, едва взглянув на сцену «в большом рассеянье», уже «отворотился - и зевнул».

Почему так? Отчего Пушкин умеет радоваться тому, что наскучило, опостылело Онегину? Мы еще придем к ответу на этот вопрос. Сейчас мы вместе с Евгением вернулись из театра и вошли в его кабинет.

Белинский назвал роман Пушкина «энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведе­нием». Что такое энциклопедия? Мы привыкли представ­лять себе при этом слове многотомное справочное изда­ние- и вдруг: тоненькая книжка в стихах! А все-таки Белинский прав: дело в том, что в пушкинском романе сказано так много, так всеобъемлюще о жизни России в начале XIX века, что если бы мы ничего не знали об этой эпохе и только читали «Евгения Онегина» - то мы бы все-таки узнали многое.