— Опять порознь. Когда же к локотку-то?.. — дружески подтрунил Писцов.
— Обождите, то еще впереди. Я же говорил про дорогу: широка, горбылем и в глыбинах. По такой шагу не сделаешь близко-то. Только на Доре очутился мой пиджак, она тут же вынула из его нагрудного кармана общую тетрадь, с которой я не расставался. В ней я каждодневно записывал, что делал сам и что поручал трактористам своей бригады. Отмечал расход горючего и выдачу всякого материала. Вообще вел полный учет для себя. В той же тетради, во второй ее половине, я составлял подробные ответы по каждой теме политзанятий. Дора без всякого стеснения перелистывала тетрадь на ходу и заглядывала в страницы. Меня смущало ее открытое любопытство, а ей хоть бы что. Мою бухгалтерию просмотрела бегло, но в записи по политучебе так сразу и уткнулась. То шагнет, то остановится — и все читает. Потом обернулась ко мне, точно чем озаренная: «Какой подробный конспект! Даже с выборками по основным вопросам. Неужели вы так же обстоятельно выступаете?» — «Приходится, — говорю. — Конечно, не слово в слово. А иной раз и от себя добавишь для уточнения. Я много готовлюсь». — «Тогда мне очень повезло! — обрадовалась она. — Давайте потолкуем с колхозниками оба по второму разделу доклада. Я начну, а потом вы. У вас тут так хорошо изложено!» — Задорно потрясла моей раскрытой тетрадью.
— Курьезно! — не сдержался Писцов. — Значит, снова вас на прицеп?
— Именно! — воскликнул Саша. — Такое всегда у нее получалось как-то невзначай и запросто. При этом взглянет по-детски мило — вот и откажи ей. Я, конечно, согласился. А она убрала тетрадь в тот же карман и заговорила про колхозников: «Они охотнее слушают живое слово. Чтение их быстро утомляет. Наталья Бурова даже засыпает. Толкнут ее в бок — она встряхнется на своем стуле и удивится сама: «Неужели вздремнула? Да чего! Умаешься за день-то с моей оравой. Только и вздохнешь, как отобьешься от них на часок. Поди-ка, бабушка воюет с ними да ругает меня, что я оставила их на нее...» — Такая смешная!» Мне было понятно, почему Дора обмолвилась о своих собеседованиях в Ивакине и норовила позабавить меня — чтобы я не тяготился ее поручением и не падал духом: мол, там народ невзыскательный, с ним можно держаться свойски. Я, хотя и был озадачен ее неожиданным переводом меня из «плугарей в водители», тоже поневоле делал вид, что мне все нипочем, и уж молчать не мог. Всю дорогу мы рассуждали о тех же ивакинцах. Дора верно подметила: пожилые потому там не упускают случая собраться на досуге вместе, что им скучно. В деревне двадцать домов. Сидеть дома по вечерам надоедает всякому.
