. Мучительно, когда ни один день не проходит без болей, а помощи ждать неоткуда! Хорошо еще, что я не предаюсь унынию, иначе давно бы лежала под зеленым холмиком. Да я бы и не испугалась, не будь у меня святых материнских обязанностей. Вы скажете, что у меня есть и другие обязанности, не так ли? Ну что ж, наша липа, слава богу, зеленеет
[5], она в полном цвету, и не заметят, если упадет один лист. Храни господь ее
цвет от всяческих напастей! Верьте, мне очень и очень жаль, что вам и вашему супругу пришлось жить вдалеке от родины и вы не можете своими глазами видеть, как день ото дня все становится лучше.
Я живу в Чехии, недалеко от нашей матери Праги, но мне здесь грустно. Народ отсталый — даже страшно делается. Они говорят по-чешски, потому что не знают немецкого, а о большем образовании, о национальном чувстве и понятия не имеют. Что же тогда говорить о крестьянах? В одной деревне в роли учителя — каменщик, в другой — столяр, а то и вовсе человек, который не умеет ни читать, ни писать как следует, а для того, чтобы научить детей писать, просит кого-нибудь сделать ему образец. Вы только подумайте, к чему это ведет! Кровавыми слезами надо плакать над несчастными. Один ангел божий бдит над ними и не дает совсем пропасть. Но сколько погибнет талантов, сколько умов не разовьется, пока придут к ним истинные знания! Крестьяне это чувствуют, они бы и рады учиться, но что поделаешь, если им не посылают мессию! Редко кто знает что-нибудь из истории или же прочитал за всю жизнь хотя бы одну книгу: только теперь стали ходить к нам из тех деревень, где уже знают меня, берут книги и читают их на посиделках. Крестьяне неизменно доставляют мне радость. Особенно приятно бывает, когда крестьянка подаст мне свою мозолистую руку и спросит ласково: «Как вы себя чувствуете, пани? Почему так долго не приходили к нам?».
Истинным злом для здешних деревень являются проклятые иезуиты. Двое из так называемого «братства» орудуют поблизости. Вот шельмы! Вам даже трудно себе представить, как дурачат они несчастных крестьян, как разоряют их, те уж совсем облик человеческий потеряли. Думать даже тяжело, не то что писать. И ведь никто пальцем не посмеет тронуть этого стоглавого дракона!
Обо всем остальном вы, конечно, уже читали в «Кветах», кое-что будет и во «Вчеле»[6], поэтому я не стану ничего описывать подробно. Замечу только, что из-за моих «картин» здешние горожане едва меня не прибили[7]
