— Постойте... У вас же вся щека белая.
Она взяла горсть снега и приложила к моей щеке.
— Разотрите. Да не бойтесь, сильнее трите. Вот так... Теперь все в порядке. Вы на нашем... на пятом участке будете работать?
— Нет. На втором. До свидания.
Я шел прямо по сугробам. Снег набивался в валенки и таял.
— Меня, между прочим, Ритой зовут, — сказала она вдогонку.
Я не обернулся. Сделал вид, что не расслышал. Мне было жарко. Я чувствовал, как горят мои щеки, и удивлялся, что даже снег может быть теплым и может отогревать...
III
Оптимизм. Упрямство. И старая телогрейка
— Второй участок — это ничего. Пустырь, голое место.
Так сказал маленький, энергичный человек в кожаном пальто и засмеялся заразительно, как только могут смеяться мальчишки. Он и похож был на большого мальчишку, этот маленький человек в кожаном пальто.
Кто-то возразил ему:
— Ну, Иван Борисович, какое же это голое место, когда кругом лес?
— Лес не в счет, — сказал маленький, решительный и властный человек.
Я спустился к реке. Мерзлая земля гулко ухала под сапогами. Лед на реке был неровный, потрескавшийся и кое-где уже отступил от берегов.
— Второй участок — это ничего! — повторил я чужую фразу. Она показалась мне полной глубокого смысла, и я отчетливо, с какой-то удивительной ясностью представил себе жизнь на этом «голом» участке: однообразную работу днем и беспросветную скуку по вечерам.
И откуда у людей столько этого... оптимизма?
Еще нет на берегах Турыша бетонных устоев.
Еще не вырыли ни одного котлована.
Еще не смонтированы копры.
Еще на месте будущего поселка шумит лес, а в глубоких оврагах среди густого кустарника пламенеют гроздья калины...
Еще не нарушена вековая тишина. Но пришли люди. Проторили первую тропинку. И сказали: «Будет».
И откуда у людей столько упрямства?
Я разжевал стылую, горьковатую ягодку калины и выплюнул на снег. Мне нестерпимо захотелось стать упрямым, решительным, властным и, может быть, носить кожаное пальто. Но последнее я тут же отверг, пожалев свою старую телогрейку.
IV
Как называется болезнь?
На работу я не пошел. Болею. Утром Виктор достал из своей походной аптечки градусник и, стряхнув, сказал:
— На-ка, старик, смерь температуру.
Ртутный столбик показал 37,8.
— Температурка детская, — усмехнулся Жора.
— Придется полежать, — сказал Виктор.
— Ерунда, — возразил я.
— Придется полежать, — повторил Виктор, но таким тоном, что возражать больше не захотелось. Откровенно говоря, я не очень-то и рвался на работу. Обойдутся без меня. Тем более, что больной должен... болеть. Что у меня — вирусный грипп, а может быть, какая-нибудь новая болезнь, у которой еще и названия нет? Жора говорит, что название можно придумать. Вот я сижу один в нашей комнате, смотрю, как за окном хлещет дождь, и придумываю название своей болезни. А вообще-то можно и без названия обойтись. Мимо окон идут груженные лесом, камнем, арматурой, различным оборудованием машины. Обтянутые цепями колеса разбрасывают по сторонам ошметки грязи. Дорога превратилась в сплошное черно-рыжее месиво.
