– Другой продавец из кладовки вышел, – предположил Левка.
– Я же говорю! – с азартом стал объяснять Илька. – Никто никуда не ходил! А тут мужик какой-то стоит, высокий, худой, седой весь, и так вкрадчиво что-то продавцу втолковывает. А сам руку в кармане держит, словно хочет что-то достать, но не решается. Я и не заметил, как подслушивать стал. Честное слово!
– Не заметил он, – фыркнул Квасников. – Небось сзади подкрался.
– Я даже выйти из магазина хотел! – Для убедительности Шагунов ударил себя кулаком в грудь. – И тут вдруг они про какой-то пергамент заговорили.
– Про что? – нахмурился Сашка.
– Это бумага такая, на ней моя бабушка пироги печет. – Проявил свою осведомленность Сидоров.
– Никакая это не бумага! – накинулся на него Илька. – Я потом специально в словаре Ожегова прочитал.
– Где? – Сашка начинал злиться. Он не любил, когда Шагунов при нем показывал свою повышенную осведомленность в тех вещах, в которых Квасников абсолютно не разбирался.
– Книжка есть такая. – Ильке сейчас было не до Сашкиных обид. – В ней все слова объяснены. Там написано, что «пергамент» – это специально обработанная кожа животных. И что на ней еще писать можно. И…
– Дальше, – мрачно произнес Сашка, демонстративно отворачиваясь.
– Я и говорю. – Шагунов повернулся к внимательно слушающему Сидорову. – Эти двое разговаривали о каком-то мужике. Что он, мол, был страшно богат, что умер недавно, что наследников набежала тьма, что теперь в магазинах станут интересные вещи появляться. Умерший, оказывается, был коллекционером, разные штуки интересные собирал. Тут мужик этот около прилавка всхлипывать начал, вроде как жалко покойника. Полез в карман за платком и обронил что-то, очень похожее на салфетку.
– А ты и поднял, – сокрушенно покачал головой Квасников. – Брать чужое нехорошо.
– Да погоди ты! – снова замахал на него руками Илька. – Не простая это была тряпка!
– И снесла курочка яичко, – противным голосом проблеял Сашка. – Да не простое, а золотое. Шагунчик, у тебя совсем с головой плохо?
– Это у тебя сейчас с головой будет плохо! – разозлился Илька.
Что может тощий Шагунов сделать высокому плечистому Квасникову, было непонятно.
– Досказывай давай! – прервал начинающийся спор Левка. – Долго нам еще здесь торчать?
– Я никого не держу! – отрезал Шагунов. – Это не простая тряпка! – Он потряс зажатым в кулак пергаментом. – Это живая вода!
Квасников прыснул.
– Она кого угодно оживить может! – не сдавался Илька. – Нужно слово написать и в карман положить. Тебя любая кукла слушаться будет. Как произнесешь то слово, что на пергаменте написал, – все, хоть на край света пойдет.
