Великий старец Клеопа, румынский чудотворец | страница 81



А тамошние сказали:

— Преблаженный, мы оденем его, а одежды его отдайте нам.

Один забрал у меня подрясник, другой зипун, тот палку, этот лапти и портянки, тот шапку, все они были из Анфима, и одели меня во все новое: подрясник новый, ряса новая, ботинки новые, камилавка новая, все новое, из патриарших запасов. И дали мне келию возле библиотеки Анфима.

И знаешь, сколько народу хотело прийти? И спросили Патриарха, а он сказал:

— Разрешите им приходить, но только кого захочет отец Илие. Если он не захочет, пусть не приходят. Как хочет он.

И я пускал тех, кого больше знал. Не прошло и трех дней, как пришли и Арсений с Петронием.

— Ну, Арсений, твоя борода длиннее моей.

Взяли нас в патриарший дворец, и мы жили рядом с ним пять месяцев. Вместе за стол, вместе на конференции, вместе повсюду. Дал нам келию и говорил матери Акилине, начальнице дворца:

— Корми батюшку.

Он знал, что здесь, в Сихастрии, не едят мяса:

— Это сущие Ангелы, это не люди. Из дебрей гор они пришли. Ты как-нибудь не обмолвись им о мясе. Подавай им только самое свежее с рынка, фрукты…

И туда, в Патриархию, приходил самый разный народ из Бухареста. А спустя какое-то время меня перевели в Анфим. Дали мне келию там, где храм. Он назначил мне исповедовать всех студентов-богословов, были и матушки, и настоятельница, которая сейчас в Агапии.

И было это постом Святой Марии. Некоторые из наших студентов поели скоромного. А матушки не ели, они взяли себе постную еду, и ни одна не ела скоромного. Женщины оказались крепче них. И я, когда узнал, не допустил их к Причастию, всех, кто ел скоромное. Пришел владыка Феоктист:

— Отец духовник, что ты сделал со студентами?

Говорю:

— Преосвященный, я не сделал ничего.

— Ты не допустил их.

— Не я! Божественные каноны, преосвященный.

— Патриарх рассердится.

— Мне дела нет до этого. Я жил с одной картофелиной в Ваду Негрилесей, а вы привезли меня сюда, чтобы я разрешал посты? Никогда я вам их не разрешу!

Тут вдруг вижу, зовут меня к телефону под вечер. Мне еще нужно было исповедать матушек, занимавшихся византийской живописью, как вдруг вызывает меня к себе Патриарх.

Он сидел там на стуле:

— Отец Илие, а что же ты сделал со студентами?

— Ничего я не сделал, преблаженный!

— Ха-ха-ха, но ты хорошо их проучил! Да, ну и хорошо же ты их проучил! Пусть знают, что у нас есть еще духовники в Румынии! Ну что же это за верующие, если они не держат постов, хорошо ты проучил их!

Патриарх был весел, он обнял меня и поцеловал: