Великий старец Клеопа, румынский чудотворец | страница 39

Я уверен, что если вы не понимаете меня, то отец Клеопа меня поймет, что должен соблюдаться порядок, который действительно, несомненно благословен Богом, — ходить на похороны друг друга, — но если твои дела священнические, духовнические, монастырские пострадают из-за того, что ты пошел исполнить только форму традиции, в то время как в сердце твоем присутствует душа того, кто ушел, то, конечно, нехорошо делать ничего, кроме одного того, что служит истине.

Я поминаю отца Клеопу всю жизнь. Поминаю не потому, что таков обычай или традиция — «великий Клеопа!», — а поминаю как великого служителя Божия, работавшего Ему на протяжении более семидесяти лет, который говорил со всей силой то, что нужно было услышать людям о святом нашем спасении, то есть о вечной жизни, о той радостной встрече возле Благого нашего Бога.

И я не скорбел. Он смотрел на смерть как на необходимость, смотрел на смерть как воин, учащий людей умению умирать. Так, как я сказал одному генералу, который предложил мне остаться в армии, когда я служил, и спросил меня, что бы я сделал с подчиненным мне офицерством, если бы стал генералом и мне поручили командование. Я ответил ему:

— Я научил бы их умению умирать.

Отец Клеопа был герой, он говорил людям так, как будто говорил для себя. Потому что когда говоришь так, то это дело, проверенное твоей собственной совестью, которую он — трудно говорить все о нем… — он имел эту совесть.

— В день святой Параскевы, 14 октября, я взял палку в руки, листва на деревьях в лесу наполовину была опавшая, наполовину еще украшала деревья, и, окончив свое правило там, в колибе, подумал: пойду-ка и я в горы. И пошел. Когда закончил все правило, глотнул немного чаю с кусочком хлеба и что там у меня еще было и отправился в лес, чтобы получше узнать эти места.

И дохожу до одного места, а там было болото, знаешь, как оно бывает в лесу, покрытое травой. Росли там лопухи, трава, но знаете сколько ее? Осенью трава жухнет, а та, что на болоте, стоит зеленая. Сижу на пенечке усталый, я ведь ушел от колибы, может, на километр, а то и на два, и всё в гору. И там, посреди этого болота, вижу вдруг пучок голубеньких цветов.

Я, сидя на этом пне, вспомнил, какая бывает служба святой Параскеве в Яссах: вот сейчас служит митрополит, там настоятели, как это было, когда бывал и я у святой Параскевы. Я смотрел дальше, там видны были только лесные петушки, из тех, что с красными гребешками, черные, они стучат так: «Чак, чак, чак» — и продалбливают ствол и выклевывают из него червячков. Страшные такие… Они похожи на черных дятлов, но сильнее их. Только их я встречал там. Было много поваленных деревьев, но никто их не убирал, не видно было следов ни топора, ни пилы.