[77],
и бесы не только веруют, но и даже мало не сомневаются в бытии Бога, в
существовании рая и ада, даже знают то наверняка, что будут преданы вечному
огню в геенне за свои злые козни, тем не менее и не подумывают исправиться.
Многие люди говорят, что они глубоко верующие, показывают и некоторыми
поступками, что действительно в какой-то степени верят. Но все же и здесь чаще
всего не та еще вера, которая спасает! Что же она такое – та вера, которая
делает человека причастником Бога?
Есть вера, которая только доводит человека до дороги,
ведущей в Царство Небесное, как бы «вера вступительная», и есть «вера
деятельная», «живая», «истинная», которая ведет уже по самой той дороге, вводит
в самые врата. Или так еще: одна доводит только до царского дворца, но внутрь
войти не смеет, так как никого не знает из царских служителей; другая же имеет
знакомства, близкие взаимоотношения с придворными, даже и до Самого Царя может
дойти, Самому Царю представить и отрекомендовать ведомого ею. Но не так, что
первая вера никаких внешних дел не имеет и есть только вера без дел[78],
как мы часто думаем. И здесь могут быть многие дела и даже «бурная
деятельность», которые тем не менее не есть дела глубокой веры, а наоборот, при
внимательном исследовании они же и свидетельствуют о слабой, вялой, полуживой
вере, как раз таят в себе немалую примесь неверия, сомнений и скорее
самонадеянности, чем упования на Бога и Его совершенный Промысл. И та, и другая
вера имеют внешние проявления: только первая действует все «по логике», «по
разуму», все «с расчетами» да «с оглядками», а другая – таинственными силами,
логике недоступными, совсем по иным законам, а именно внутренним каким-то,
глубинным чувством присутствия Божия и доверчивым себя Ему вручением, отданием
себя течению Его дивного Промысла, как отдается человек силе воды, желая плыть.
Руководствуясь лишь «вступительной» верой, человек все
доверяет своему уму и расчету (хотя, конечно, в чем-то по книгам христианским и
по науке православной соразмеряет и направляет ход своих суждений), однако
истинного доверия Богу, самоотвержения здесь еще нет. Здесь все тот же «казенный»
принцип: «доверяй, но проверяй». Да, как будто человек боится ошибиться,
обмануться, как будто такая осторожность вполне оправданна (ведь как же и
отличить ложь и лжепастырей, лжебратий, если не выверять все своим разумом,
чтением, сопоставлением?). Но тем не менее здесь нет живой связи с Богом.
Поэтому человеку даже не объяснишь, в чем его ошибка, где он что-то важное
упустил из виду, ведь он и говорить с тобой будет очень логично, рассудительно,
«правильно». А дело как раз в том, чтобы отказаться от этой рассудительности и
отдаться «буйству» веры[79]. Но
он опять скажет: «Я могу отдаться этому «буйству», но прежде должен рассудить,
чтобы не ошибиться». Итак, человек как будто идет к Богу, но «идет сам», часто
помышляет о Боге, но «сам», «своим умом», делает что-то ради Бога, «по вере»,
но делает «своими силами», «собственным рвением», проверенной-перепроверенной
«верой», он «молится», но, точнее, не «молит» Бога, а «говорит Богу о себе».
Человек здесь самодеятелен и только «подстраховывает» эту свою деятельность
«молитвой».
