И вот мудрый хозяин, внимательно рассматривая эти рисунки,
безошибочно определял наклонности детей и выбирал для них место и род занятий в
самостоятельной их жизни. Так он устраивал их дальнейшую судьбу. Но вот еще
что! Некоторые дети – правда, весьма, весьма немногие – рисовали не что-либо,
не кого-либо иного, как самого своего доброго и милостивого благодетеля,
рисовали с чувством глубокого умиления и старались отразить на рисунке все его
самые лучшие черты. Иной же раз они даже подписывали эти изображенные красками
настроения трогательным словом, порой сочиняли стихи. В общем, они чаще всего
выражали следующее: «Мы, дорогой отец наш, самый близкий и родной для нас
человек, тебя одного любим больше всего на свете. Все доброе, что мы здесь
видели, тем только и было хорошо, что в нем отражались твоя доброта и благость,
что оно исходило от твоего любящего и милующего сердца. И мы всегда будем
помнить и любить не вещи эти, не одежды, яства и красоту дома твоего, а прежде
всего тебя самого. И что пользы от красоты и приятности вещей, если за ними не
стоит добрый и милостивый их дарователь?». И многое еще было в этих благодарных
излияниях душ. Вот таких-то воспитанников мудрый и предусмотрительный
домовладыка как раз и отличал особенно, таких он как раз и искал, как самых
благорассудительных, добросердечных и великодушных,– тех, кто умел избирать
главное, отодвигая второстепенное, ценою же второстепенного определять цену
наиважнейшего. Таких чад своих этот богатый и знатный человек оставлял при себе
уже навсегда, усыновлял их и готовил к наследованию всех благ своих…
Вот так и вся наша жизнь: не та же ли рисовальная доска с
цветными мелками? Изобразим по сердцу своему картину – время сотрет ее одним
легким движением, как влажной губкой, от нашего рисунка останется лишь расплывчатый
белесый след, и тот забудется, сотрется. Будут подходить другие ученики, теми
же мелками рисовать на доске свои картины... Но когда-то сказанное,
запечатленное, казалось, на миг, даже будучи стерто, не исчезает бесследно.
Видит Господь Своим премудрым, всевидящим оком каждый штрих, каждую деталь, все
помнит, всему знает истинную цену. Выраженное в этой промелькнувшей во времени
картине определит все наше будущее, наше положение в вечности навсегда –
навсегда, на веки вечные!
Кто избирал лишь земное, преходящее, им одним утешался, Богу
молился лишь о временном, тот и получает «блага» только здесь, где и искал. В
вечности же он избрал нищету.
