Именно на XII столетие приходится рост религиозного безразличия, скепсиса. Когда в конце этого века афинский митрополит приехал в Фессалонику – второй по величине город империи, он поразился: во время богослужения церкви совсем пустовали.
Когда провинциальные вельможи потешались над Исааком II Ангелом, то он их послал к патриарху для разрешения от церковного проклятия: одни считали это совершенно бессмысленным делом, другие иронизировали над тем, что Исаака Ангела в детстве готовили к церковной карьере и вот теперь он от них требует то, к чему привык с малолетства. Наконец, по-своему об «оскудении» монашеской жизни свидетельствует тот факт, что традиционные жанры агиографии, литургической поэзии «застывают», становятся слишком стереотипными, нетворческими [10, с. 241–243].
Итак, монашество – «соль земли» – стало в XII веке стремительно терять силу, последнее отметили еще протестантские историки позапрошлого века (Неандер, Куртц и др.), а за ними и Ф. И. Успенский. Однако, полбеды, если бы перед нами было общество с другими ценностями, более светски ориентированное, но главная беда, по нашему разумению, в том, что монашество занимало исключительное положение в Византии. Оно было духовной элитой этого общества. Господствующей идеологией на протяжении всего тысячелетнего существования Ромейской империи оставалось христианство, идеалом общества всегда был идеал аскета – святого (см. [1]). Именно христианские ценности соединяли общество. Им посвящено все необъятное море святоотеческой литературы.
Возьмём, например, широко известную гомилию на первый псалом Василия Великого. Святитель перечисляет те качества, которые должны соответствовать христианской жизни: благоразумие, безгневие, дружба, любовь, целомудрие, мужество, справедливость, покаяние, безмерное терпение. псалом, по Василию Кесарийскому, – «союз дружбы, единение разобщенных, враждующих примирение» [16, с. 50–51]. Это определение можно считать своего рода краткой формулой христианской общественной жизни, соборности. Вышеперечисленные качества, которые призваны направлять жизнь в христианском обществе, во многом уже отсутствовали в византийской жизни XII столетия, особенно в правящем меньшинстве. Грекам не хватало ни мужества, ни единения, ни терпения, ни способности к сверхусилию в роковую весну 1203 года. Эти качества были у представителей правящего меньшинства и в 626 г. при осаде Константинополя аварами и в 717–718 гг. – арабами, и в 860 г. – руссами: как раз в века византийской духовности, «монашеского пира» (метафора И. И. Соколова). Только для одного ΙΧ столетия мы насчитали канонизированных святых около 123 человек. Именно они всей душой защищали нравственные устои общества, путем мимезиса распространяя данный тип поведения (см., например, примеры высоконравственной жизни монахов того времени в Афонском патерике – [3]). «В житии почти каждого византийского подвижника можно прочитать о том, какое благотворное влияние имел на окружающую среду пример высоконравственной его жизни, как под действием его добродетели изменилась нравственность лиц, имевших сношения с ним, как последние воспламенялись желанием вести иноческую жизнь и т. п.» [19, с. 392]. Так, например, поучения и советы монаха Евфимия для императора Льва Философа имели безусловное значение. Никифор II Фока высоко ценил руководство и духовную дружбу Афанасия Афонского. К этому же святому отовсюду собиралось множество народа – одни принять благословение, другие – спросить о предметах сомнительных или малоизвестных. Никто от него не уходил без душевной пользы. Евфимий Новый многих граждан Фессалоники обратил к добродетели, нравственной жизни. Вере и нравственности учили Симеон Новый Богослов и Никон черногорец.
