Византийское монашество и кризис империи рубежа XII-XIII веков | страница 5



Центральным тезисом нашей публикации считаем утверждение, что главную роль в кризисе рубежа XII−XII вв. играла относительная деградация духовной элиты византийского общества – монашества, стремительное падение уровня аскетической жизни в эту эпоху. Самым надежным подтверждением данного высказывания являются статистические данные по изменению количества православных святых, на основе соответствующего списка трехтомного словаря «христианство», а также дополнительных сведений, приводимых у И. И. Соколова [19, 23]. Автор не претендует на точность (каждая цифра приблизительна), но любой, проделавший ту же работу, получит то же соотношение. Для IX века мы насчитали около 123 человек, для X в. – около 48, для XI – около 29 и, наконец, для XII – около 14 святых. Причём деятельность двух из подвижников, которых мы отнесли к XII столетию – знаменитого Христодула Патмосского (+1111) и Климента Столпника (+1111) в основном приходится на XI век. Другие из отнесенных сюда же – афонские монахи – Иоанн Кукузел и Симеон Мироточивый были славянами из соседних стран. Деятельность Леонтия Иерусалимского, Саввы Сурожского, а также Хремеса, Николая и Сильвестра Сицилийских, Петра Калабрийского протекала на периферии византийского культурного мира – тех территориях, которые империи ромеев давно не принадлежали[2].

Учитывая всё это, нельзя не поразиться тому, какое духовное запустение произошло в Византии в ΧΙΙ веке! И это несмотря на сотни монастырей и храмов, существовавших здесь. За внешней оболочкой церкви угасал костер настоящего подвижничества, и, прежде всего, это касается самого Константинополя, где вместе с окраиной, по отзыву русского путешественника, было до 40 тысяч монахов и 14 тысяч монастырей (включая и мелкие – от 3 до 10 человек) [13, с. 85]. Осталась «мода» на монашество, но не само его «сердце» – освобождение от страстей и умное делание. поэтому, совершенно закономерно, что пик критики пороков внутри самой церкви приходится на XI, в особенно – XII век. Уже Христофор Митиленский (XI в.) высмеивал тех из «почитателей святынь», которые собрали в свои лари по дюжине рук Святого Прокопия и ровно четыре черепа Святого Георгия [13, с. 77].

Резким обличителем харистикарной системы был антиохийский патриарх Иоанн (XII в.). В её распространении он считал виноватыми как православных царей, так и слабых патриархов. «Лишь только харистикарий получит в свою власть монастырь, − негодует церковный писатель, − он тотчас распускает ненасытную пазуху и кладёт туда всё принадлежащее монастырю, − не только дома, поместья, скот и разнообразные доходы, но и самые храмы; кафигумена и монахов он считает за своих рабов, всех и всё рассматривает как свою благоприобретенную собственность; всем пользуется безбоязненно и по своему желанию, как своим наследством. Божьим храмам и монахам он уделяет какую-нибудь весьма малую часть из всего дохода, да и это давая как милостыни за свою душу и с предъявлением к монахам многих требований. Я уже не говорю о разрушении храмов, жилищ и поместий – вследствие того, что он всегда следит только за тем, чтобы были доходы, и не любит расходов. Особенно худо, если с этим душегубительным даром соединяется безответственность» [19, с. 298].