Мама в свою очередь продолжала сперва бить Аделаиде морду, потом громко стенать, что её-таки добили, что она расшибается в лепёшку, и никто это не видит, что она умирает, что ей не хватает воздуха: «дыхания нету-у-у-у!»; потом она кричала, что утопится, и что в её смерти будут винить Аделаиду и плевать ей вслед, желать ей, чтоб она сдохла! Высказавшись по полной, мама впадала в сумеречное состояние, бросалась на кровать, или заваливалась прямо на пол, пускала пузыри из слюны, закрывала глаза, «теряла сознание» и делала губами: «Бу-бу-бу…»; потом приезжала вызванная отцом «скорая», делала маме успокоительный укол и уезжала. За столько лет все водители скорой хорошо выучили их адрес, и карета подавалась без опозданий в течение нескольких минут. Заслышав в трубке папин голос, все уже знали, куда ехать, и адрес можно было и не говорить. Потом, когда мама «приходила в себя», то есть – открывала глаза и чистым взглядом только что вернувшегося с того света великомученицы обводила квартиру, надо было бесшумно войти в комнату, где она возлежала на постелях, молча, с убитым выражением лица сесть возле неё. Она медленно переводила взгляд с одного предмета на другой, подолгу задерживалась на каждом, как бы давая понять, что она не узнаёт ни квартиру, ни домочадцев, что она изучает всё, как наивный ребёнок – умиротворённо и по-детски доверчиво. Потом, как бы невзначай взгляд её цеплялся за Аделаиду; мама с гримасой боли устало прикрывала глаза, и тихий стон срывался со скорбно поджатых губ… Дальше по годами утверждённому сценарию нужно было тоже вздохнуть, ещё немного помолчать как бы в мучительном раскаянии, не рискуя приоткрыть рот, и, осторожно поправляя уголочек маминого одеяла, медленно и печально начинать извиняться…
Зато в остальном, не считая оценок, школа была спасительным архипелагом, где можно проявить свои прикладные способности и вдоволь наобщаться с друзьями. И потом, была куча кружков, факультативов, всяких дополнительных занятий. Конечно, почти ничего из них Аделаида не могла посещать, потому что мама считала – факультативы для «тупых» и «плохих учеников», чтоб они «подтянулись на несчастную «троечку», а Аделаида – выше среднего, поэтому, если что-то не знает – должна сама дополнительно заниматься дома. Или можно снова позвонить Береговой, чтоб она ей объяснила по телефону. Зато Аделаида пришла в неописуемый восторг, когда наконец её призвали ходить на ШБК – школу будущего комсомольца. Она три раза в неделю стала на час задерживаться после уроков. Домой Аделаида возвращалась с каким-то новым, совершенно неведомым до этого чувством безнаказанности и своей правоты. Она знала, что мама сейчас мечется по квартире совершенно взбешённая, растворившаяся в единственном желании дождаться Аделаиды и, сдерживаясь из последних сил, ровным тоном спросить:
