Ти далжна эво лубит болше всэх-всэх на свэтэ! – папа закрывает глаза, сжимает кулак и, выставив вперёд только указательный палец, делает им движения влево-вправо. По типу собачьего хвоста. – Ти всэгда далжна защищат эво, за ным сматрет, памагат эму учитца.
И не учи Сёму драться: вырастет – будет тебе морду бить! – мама уже давно ждала, когда же наконец это произойдёт. Чтоб попрочнее и навсегда вдолбить в Аделаиду эту мысль, мама старалась по возможности их не разлучать. В школу ходить по одному было строго настрого запрещено, во двор выходить поиграть можно только в одно время, в выходные вместе или с папой в парк, или просто вместе. Но Сёма был совсем не Карл! Он почему-то постоянно делал не то, что Аделаида говорила. Казалось – ему доставляло огромное удовольствие специально всё сделать наоборот, чтоб у Аделаиды глаза лезли на лоб. Он никогда не интересовался её делами и вообще казалось, что всё его общение сводится к одной задаче – Аделаиду разозлить, поругаться, подраться. Когда они дрались, всегда ругали Аделаиду. Когда мама помещала их в одну комнату, оттуда часами могло не донестись ни звука, потому что Аделаида предпочитала не ввязываться в истории. Она играла сама по себе, а Сёма сам по себе. А если они и начинали что-то делать вместе, это всегда приводило к драке. От Сёмы невозможно было отделаться, если даже День рождения был у кого-то из одноклассников Аделаиды. Если её приглашали, то мама разрешала ей идти только вместе с Сёмой. Может, мама хотела, чтоб они от постоянного совместного присутствия ещё больше любили друг друга? А может – просто сбагрить обоих и отдохнуть с журналом «Семья и школа» в руках? Про подарок папу вообще можно было не спрашивать, он вообще никогда ничего не знал, а мама подарки никогда не покупала. Аделаида, только когда выросла, совершенно случайно узнала, что подарки ко Дню рождения не выбираются из домашних анналов и дальних ящиков в углу. Оказывается – подарки надо выбирать для каждого свой!
Мама и Сёму и Аделаиду плотно кормила перед выходом из дому, чтоб они там «меньше кушали и не позорились», одевала в какие-то самые неудобные вещи, расчёсывала, выщипывая пучки волос и «пускала в гости». Они шли по улице со строгим выражением лица, не дурачились и не разговаривали.
На самом Дне рождения тоже надо было вести себя «с достоинством», то есть не играть с другими в «дурацкие» игры и не «орать больше всех». За всеми проявлениями чувств очень строго следил «родной единственный». Когда Сёма приходил домой, мама с удовольствием к нему подсаживалась и начинала ласкового его расспрашивать – кто там был? Что делали? Как вела себя сестра? Сёма, лопаясь от гордости за такое безмерное доверие, нахмурив брови прямо как папа, с большим знанием дела и подробнейшим образом, не упуская мелких деталей, рассказывал маме, что Аделаида делала «правильно», а за что можно было бы её и «наказать». Сёма давно считал Аделаиду «дурой» и надеялся, что её накажут, и она «исправится».
