Однажды, когда дядя приехал вмести с сыновьями к каким-то родственникам на свадьбу, папа еле вытерпел до их отъезда. Они все втроём остановились у них, и поэтому папа чуть не подвинулся рассудком! Мама тоже, но она как-то скрывала свои порывы. А папа почти нет.
– Уф! Наканэц уэхали! – папа был абсолютно счаслив по поводу отъезда брата с племянниками.
– Пап, да что тебе Карл такого сделал? Почему ты его не любишь!
– Нэнавижу када хвастаютца! – папа был непоколебим в своих жизненных позициях. – Что он такой сдэлал? Ничэво нэ сдэлал, раксазивает как эво валеболная каманда где-та виграла. Ну, что виграла?! Что толко их каманда вигала? Чэм он гардиця? Троэшник! Всё! Толко ничэго нэсдэлаэш ужэ гаварит, гаварит! Эво мат нэграматная, знаэшь? Он дажэ сваё имя писат нэ можэт! Мой брат тожэ нэграмотни. Институт нэ закончыл, выше абразованиэ нэ имэээт. Видыш, что получаэця? – папа был очень горд, что он-то институт закончил! Даже два! Его жена – настоящая и «городская», и «учитэлница» с ударением на «э», что «дэты» (дети) «учаца всэ на пиат» (учатся на все «пятёрки), что его сын дома практически не разговаривает, «патаму что держани» (потому что «сдержанный») и открывает рот «толко чтоб харашо куша – встат (хорошо покушать и встать)!». Его же брат женат на неграмотной, а сын – «хвастун».
Взал дядя Янис нэграматную, видиш что палучился? Что он такого сделал? Ничего не сделал, рассказывает, как его волейбольная команда где-то выиграла. Ну, и что, что выиграла?! Что только их команда выигрывает? Чем он гордится? «Троечник». Всё! Ничего пока не сделал, уже говорит. Его мать неграмотная, знаешь? Она даже не может написать своё имя. Мой брат тоже неграмотный. Институт не закончил, высшего образования не имеет. Видишь, что получается?
– Что получается?! – Аделаида была безмерно тупа!
– То! Семя нэграматная, дэтэй васпитиват нэ умэут, вот: син – троэшник! Эщо хвастаеца: тва киломэтра пэску бэжал-тренэравалса, адын киламетр плил! Каму эта нада?! Тупой хвастун и всо! Уэхали. Мама тожэ ат них бэдная устала! Кушат гатов, убирай, стирай! Разнэрвированная была!
«Да что за ними было убирать?! Они что, годовалые и роняют вещи или воду на пол льют?! И стирать что? Пелёнки, что ли?! Да хоть бы и пелёнки! Они же свои! Они же братики! У других родственники всегда дома живут, а мои всего три дня побыли и то почти всё время у родственников. Почти только ночевать приходили! Когда они от них устали?! Чем они им так мешали!» – но у Аделаиды появилось такое странное подозрение, что если б мамы дома не было, то папа бы хоть целую неделю прожил с братом! Аделаиде стало казаться, что папа больше волновался за маму, за её «балэзн», за то, что она от чего-то там «устанет», что у мамы на несколько дней изменилась привычная жизнь, и что она «нэ видэржит». Но секрета, чего именно мама может «нэ видэржат» и что с ней может произойти, папа никогда не выдавал!
