Утро на-а-а-чалось!!!
В результате чего мама издавала этот клич, возвещавщий о том, что утро действительно «на-а-ачалось!!!», – Аделаида впоследствии никогда не могла припомнить. Единственное, что осталось в памяти, – огромный, орущий мамин рот, слова, бьющие по ушам, но которые она даже не понимает, разбросанные столовые приборы, пролитый чай и мамины, топающие ноги… «Пляну» же, созданному всего час назад в кровати, рождённому в перебивании друг друга, в захлёбывании и визге счастья ясным воскресным утром, так никогда не суждено было сбыться. Каждый раз после завтрака они с Сёмой тихо, как тараканы, расползались делать уроки. Во второй половине дня на фоне полнейшей тишины, мама вдруг брезгливо бросала:
Василий! Пойдите немного погуляйте по парку, а то они сегодня совсем на воздухе не были. Так они оба совсем отупеют от неподвижности!
И папа, никогда не торгуясь, шёл с ними всё в тот же парк, где всего несколько лет назад по ночным аллеям ходил с коляской, потому что идти в принципе больше было некуда.
У папы в кармане всегда был маленький перочинный ножик с тремя лезвиями, вилкой и открывалкой. На облицовке ножика с обеих сторон на фоне зелёной пластмассы стоял во весь рост бронзовый Максим Горький. Он сделал для ножичка настоящий «чохол» из чёрной кожи. Папа им гордился и очень любил. По дороге папа срезал камышинку и делал из неё две свистульки – для Аделаиды и для Сёмы. Рубил огромную, выше них страшную колючку с сиреневыми пушистыми цветами, полными жучков, чистил листья, снимал что-то вроде шкурки, и у него в руках появлялась зелёная, похожая на макаронину, хрустящая, вкуснющая трубочка! Ели они ещё какие-то листья, невзрачные ягоды, жевали странного вида стебли, и это было совершенно бесподобно! Снова как в сказке.
В самом парке у них были любимые места.
Аделаида обожала «комнату смеха». Это были такие кривые выпуклые и вогнутые зеркала, где все отражались страшными, и якобы это было смешно. Но как раз именно в этом и был весь фокус, который так восхищал Аделаиду! В обычном большом школьном зеркале отражаться на фоне своих одноклассников было ужасно! Худющие девчонки были таким лёгкими в своих коротких юбчонках с торчащими из-под них костлявыми, как у кузнечиков, ногах с коленками, похожими на узелки. И на их фоне занимающая три места Аделаида с круглым лицом и двойным подбородком. Казалось, если её положить на бок, то разницы никто и не заметит! Ну, разве что по белым носкам, которые станут параллельными земле. Зато в полутёмной комнате парка с изогнутыми зеркалами все были равны! И Мананка, и Бекаури, и Олька, и Лежа, и Ирка, и все, все, все! В этих прекрасных зеркалах у всех головы были на боку, а тело в стороне! И все были худыми и длинными или толстыми и короткими. И Аделаида от них совсем не отличалась!
