Реальное преображение Парижа, порожденное строительными работами Османа, разрушение целых кварталов, обустройство бульваров, огромных городских артерий, – все это находит отражение в «Парижских картинах»; при этом Бодлер испытывает ностальгию по уходящему старому:
Париж преображается, но ничто в меланхолии моей
Не шевельнулось. Новые дворцы, нагромождения, глыбы,
Старые предместья – все для меня становится аллегорией,
И тяжелее камней дорогие мои воспоминания.
Все это Беньямин, в «Парижских пассажах» изучавший преобразования Парижа (появление пассажей, бульваров, больших магазинов, где выставляется товар-фетиш), понял через поэзию Бодлера. Однако одно из самых поразительных его произведений, на которое до Беньямина почти не обращали внимания, – пиеса «Семь стариков», которая также входит в состав «Парижских картин». В ней, как известно, сначала появляется жуткий старик в лохмотьях, один «вид которого пролил бы дождь подаяний»; за ним следует второй, потом третий, и так до семи, и все на одно лицо, семь двойников:
Вслед за ним шел двойник: борода, глаза, палка
И спина те же самые, адом одним
Оба порождены. Знать, я выглядел жалко,
В страхе оторопев и застыв перед ним.
Жертва случая я или чьей‐то злой шутки?
Что хотят, то об этом пусть и говорят,
Только семь стариков, и все семеро жутки,
Друг за другом прошли предо мною подряд.
Кто смеяться бы стал над моим беспокойством
И спиной не почувствовал братскую дрожь,
Тот да знает: хотя и отмечен изгойством,
Был на вечность саму грозный странник похож.
Может быть, я увидел бы так же восьмого,
Омерзительный Феникс, свой сын и отец
Мне б являлся, наверное, снова и снова,
Только я положил наважденью конец.
Перевод В. Алексеева
Беньямин толкует это стихотворение в соответствии с открытой им в ходе работы над «Парижскими пассажами» удивительной и малоизвестной книгой Л.О. Бланки «К вечности – через звезды». Об этой книге мы скажем несколько слов, тем более что теперь (благодаря программе «Пушкин») она доступна на русском языке212.
В своем сочинении, написанном в тюрьме в Фор дю Торо в 1871 году, после событий Парижской коммуны, Бланки предается размышлениям о Вселенной: одновременно математическим, астрономическим и метафизическим. Он полагает, что бесконечность образована конечным числом простых тел (их точно 64); первые четыре – водород, кислород, азот и углерод – являют собой основные движущие силы природы, составляя тем самым почти весь органический мир. Исходя из этих постулатов, Бланки развивает свою теорию, связывая ее с космологией Лапласа: он говорит о бесконечности комет, из которых образуется Вселенная, так что наша Солнечная система есть всего лишь крошечный элемент реальной Вселенной.
