Дюма ещё не было четырёх лет, когда соседка, чтобы утихомирить мальчика, принесла один из сорока четырёх томов роскошного иллюстрированного издания «Естественной истории» Бюффона[41]. Едва Дюма увидел гравюры, изображающие тюленей, жирафов, змей и других животных, он застыл, словно заворожённый, и часами напролёт рассматривал картинки.
— Почему ты смотришь одни картинки? — спросила его сестра, приехавшая из пансиона на каникулы.
Она показала брату в тексте книги двадцать шесть букв алфавита, и почти мгновенно Дюма выучился читать, заполняя память звучными фразами Бюффона.
Однажды соседка, застав его за этим занятием, удивилась, что он может читать в столь нежном возрасте.
— Читай вслух, — попросила она.
Дюма действительно читал бегло, правда, слегка запинался на трудных словах.
— Да, читать ты умеешь, — согласилась соседка. — А понимаешь ли ты прочитанное?
— Нет, не понимаю.
— Тогда почему читаешь?
— Потому что мне это нравится.
Проникнувшись жалостью, соседка дала Дюма томик сказок «Тысячи и одной ночи» в переводе Галлана[42].
Впервые Александр убедился, что слова порождают в его уме образы, и воображение мальчика расцвело. Вскоре он прочитал «Робинзона Крузо», Библию и греко-римскую мифологию Демустье.
Когда-то мать Дюма готовила для этого Демустье, соседа и друга, овощной суп, единственную пищу, какую он мог ещё принимать. Потом пришлось ему варить всё более жидкий суп; в конце концов, Демустье мог глотать только тёплую воду.
«Когда я не смогу принимать даже тёплую воду, мадам, — говорил он матери Дюма, — настанет мой черёд уходить из этого мира».
Однажды, к великому своему ужасу, г-жа Дюма заметила, что её супруг-генерал просит готовить ему всё более лёгкие супы.
— Прежде чем я дойду до того, когда не смогу глотать даже тёплую воду, — сказал генерал супруге, — я хочу попытаться ещё раз обратиться к императору. Чтобы не оставить тебя без гроша, я готов перед ним унизиться, и, чтобы растрогать его, я возьму с собой Александра.
Поэтому в четыре года Александр впервые увидел Париж — город, который остаётся столицей всех мечтателей.
Отец и сын остановились у старичка, имевшего очень молодую жену. Она горячо расцеловала генерала, что ничуть не рассердило её мужа; потом, тиская в объятиях маленького Александра, сказала ему:
— Знаешь, ведь я могла бы быть твоей матерью.
— Нет, — возразил малыш, отбиваясь, — у меня уже есть мать.
— Да, верно. Но скажи мне, твой отец по-прежнему пьёт вино из бочки? А он ещё может поднять лошадь, обхватив её ногами?
