Века Византия смотрела на Рим, как младшая сестра на старшего брата, века училась у него, подражала ему, слушалась его. Но вот старший брат дорвался до удовольствий, продулся, попал в тюрьму за долги, оттолкнул от себя девушку порочностью своего поведения, перестал служить примером, но кому теперь, как не ей, протянуть ему руку, помочь выпутаться, наставить на истинный путь... поедет сенатор Александр. Он не самый лучший вариант в принципе, но лучший вариант для первого раза, для выяснений, для разведки, для сближения. Потом, когда отношения упростятся, можно будет подумать как следует и послать кого-нибудь другого. Александр хорош именно как человек осведомленный в мелочах римской жизни, но плох своими личными качествами дипломата. Сумеет узнать многое, один раз взглянув, но не сумеет умаслить, обаять, вызвать интерес к себе, к представительству. Юстиниан даст ему деловое письмо, написанное резковато, даже зло, но ничего: правительница проглотит. В резком тоне есть свой резон, и именно возможность намекнуть ей на ее вину, ответственность ее перед народом, народами за необдуманный шаг отдельных подданных.
Но политике нужна церковная облатка. Император далек от кощунства. Видит бог, сколько сил и времени отдает он вопросам церковного строительства, выяснению основных положений великого учения, выработке догматов и руководств.
Последнее время его особенно занимает пункт о благодати, никак не может расшифровать темное место. Спасение, достигнутое равно благодати, или же благодать есть только возможность воздействовать на бога при посредстве церкви и клира и тогда кроме благодати для спасения нужна помощь Христа, ангелов и святых. Так вот не является ли помощь Христа, ангелов и святых продуктом деятельности упомянутой церкви и клира? А если являются, ведь вызваны они именно ею, сама по себе помощь Христа, ангелов и святых входит в благодать, чего уже быть не должно - и тут явное противоречие или логическая ошибка.
Сколько они ни обсуждали с Гипатием, епископом Эфесским, данный вопрос, до истины не доходили, в слепых поисках ее договаривались почти до ереси и начинали бояться за собственные души. Послушал бы их кто тогда! Император со своим ближайшим церковным сановником, крупным ученым по вопросам веры, доходит до точки и выдвигает идеи, за которые обычно смертные, их подданные, преследуются по закону. Там, где одному, о силу высокого положения, разрешается богохульничать, другому позволяется лишь слепо верить.
