Случилось самое худшее - ничего, не считая корабля. Причина одна - стабилизация ее положения, а вот вариантов у него теперь два: поддержать Амалазунту против знати, поддержать знать против Амалазунты. В первом случае он укрепляет свой престиж и у нее на плечах врывается в Италию - не бесплатно же покровительство оказывается, во втором - как следует прижимает ее, давит ей лапки, птичка вылетает вон, пока вся не пропала, и не куда-нибудь, а к нему в уготовленное гнездышко. Оба варианта хороши, но противоположны, а выбор затруднителен. Можно попробовать их соединить. В первом случае он получает власть Амалазунты над Италией, частично разделенную с ним, во втором - власть готов над Италией и перспективу экспансии в Италию. Пока на троне Амалазунта, такая экспансия, понятно, начаться не может. Но навряд ли готская владычица согласится принять от него помощь в то время, как ее дела хороши. Не стоит ли поэтому средствами второго плана достичь целей первого, не стоит ли поддержать сначала знать против Амалазунты, провоцируя готов на вооруженное выступление, а потом в разгаре аферы оказать помощь Амалазунте и, спасая ее, перебить знать и тогда уже владеть причитающейся частью лакомой территории?
Юстиниан сосет палец - жест явно никому из приближенных еще не знакомый, а то бы все сосали. Ему кажется, он на пороге открытия, эврики. Ему кажется, он выработал формулу, в которую умещается любая политика, любая. Только подставляй цифровые значения и получай результат, лови, пока не улетел. Какие бы частности не случались, общая тенденция неизменно будет такой, какой он представил ее в двух противоположных случаях и третьем объединительном. Необходимо включиться в заморские события. Сейчас, на первых порах, можно даже поиграть вслепую, если это поможет сориентироваться в итоге, можно даже совершить ряд незначительных ошибок - они оберегут от более крупных потом, когда их не нужно будет совершать, смело отдать фортуне причитающиеся ей взятки и брать, когда настанет время, свои, не опасаясь обвинения в жульничестве, удара по руке. А пока послать туда людей. Людей, людей - Юстиниан задумывается и долго повторяет про себя последнее слово: лю-дей. Кто сможет, кому доверить? Видимо, для миссии подходит человек осведомленный, специалист по римским делам, которому не надо втолковывать азбучных истин о своеобразном положении на Западе вместе с латинскими обиходными словами. Про себя Юстиниан не без удовлетворения отмечает, что о Западе подумал без трепетного уважения, в отличие от целого ряда своих предшественников, не пресмыкаясь втайне, а наоборот - с долей покровительства.
