За 10 августа уничтожено 39 фашистских самолетов. Наши потери - 25 самолетов. По уточненным данным, во время налета фашистских самолетов на Москву в ночь с 10 на 11 августа сбито не 5 фашистских самолетов, как сообщалось ранее, а 6 самолетов..."
Было ясно, что бои идут жестокие, кровопролитные. Но главным было то, что Москва стоит, что Москва сражается...
Нашей радости не было конца. Мы со слезами на глазах обнимали друг друга, тискали нашего радиста.
Москва наша!
Почти всю ночь не спали, находясь под впечатлением услышанного.
А Льва Астафьева мы прозвали с тех пор "Кренкелем".
* * *
Однажды Иван Павлович Крисковец сообщил мне, что группа партизан из коммунистов Кличевского района хочет установить связь с нашей группой. Мы обрадовались этому сообщению.
Встретились в доме Ивана Павловича. Он стал знакомить нас с местными партизанами, которые пришли всем отрядом.
Командиром Кличевского партизанского отряда был Игнатий Зиновьевич Изох, представительный мужчина лет сорока. И манерой держаться, и речью, и ростом Изох производил впечатление человека солидного, внушительного. Он спокойно и деловито рассказал о жизни его партизанской группы, изложил свое мнение о дальнейшем развертывании партизанского движения в районе. Он считал первостепенным вовлечь в партизанскую деятельность как можно больше людей, активизировать борьбу с оккупантами. На этом же настаивал и комиссар отряда Яков Иванович Заяц.
После недолгих разговоров договорились о совместных действиях.
Через несколько дней отряд Кличевский расположился недалеко от нас, по другую сторону деревни Великая Старина. Теперь мы перестали чувствовать себя одинокими. В случае тревоги можно будет действовать совместно.
Между тем фашисты разворачивали бурную деятельность: забирали хлеб и скот у крестьян.
Объединенными силами двух отрядов мы начали отбивать увозимый в Германию хлеб и возвращать его крестьянам.
Однажды ночью мы с отрядом Изоха вошли в большое село Воевичи. Открыли амбары с зерном, подготовленным для отправки в Германию, и стали раздавать его жителям. Люди всю ночь закапывали зерно в ямы. Старосте мы решили выдать расписку о том, что хлеб реквизирован партизанами. Однако многие крестьяне считали, что староста Харламп Тимоха их предаст. Он пошел на службу к фашистам добровольно.
Группа партизан направилась к его дому. Вызвали ничего не подозревавшего Харлампа на улицу. Скрутили его, объявили приговор партизанского суда. Грянул выстрел, и фашистский холуй получил то, что заработал.
