В краю исчезнувшего тигра. Сказки | страница 40



Он взлетел ему на плечо и ласково чирикнул: — Не расстраивайся, Наврузка! Или как у вас говорят: «Не грусти, ослик, придет весна!».

— В том-то и дело, что не придет! — тяжело вздохнул царь Навруз. — Мы ведь очень маленькое царство и наша жизнь течет по своим законам. Мы ближе всех к солнцу, у нас по другому идет время. Когда на твоей родине еще только утро, у нас уже давно день. Здесь все очень быстро растёт, но также быстро и отцветает. Ты попал к нам в счастливую пору нашей юности, но она быстро пролетит, не успеешь оглянуться, как все мастерицы, эти юные существа, станут старушками.

— И Бойчечак? — вырвалось у Чирки.

— Да, и она тоже.

— Но это же так грустно!

— Наоборот — весело! Потому что у нас есть... бы­ла!— посмотрел он на пустые сундуки — волшебная тюбетейка...

Он усадил Чирку к себе на колени, погладил его и сказал:

— Вот история этой тюбетейки. Выслушай её вни­мательно. Она не только интересна, но и в высшей сте­пени поучительна.


ГЛАВА 5

Подарок странствующего индуса

— Мой отец был пастух, мать служила у богачей, а сам я с детства обрабатывал чужую землю. И вот од­нажды возле меня остановился бедный странник-индус, тело которого было едва прикрыто грязными лохмотья­ми. Он долго смотрел, как я размахиваю тяжелым кет­менем, потом спросил:

«А своя земля у тебя есть?».

«Конечно!» — с гордостью ответил я.

Мы жили высоко в горах, где были одни камни, до­ма тоже были сложены из камней, и стояли они каж­дый на отдельном валуне. Земля ценилась там на вес золота, поэтому, подметая нашу лачугу, я, как учила мать, не выметал пыль за порог, а собирал ее, и к тому времени у меня уже было свое крохотное поле, величи­ной с лепешку.

«Больше и не надо, — сказал индус. — Вот тебе се­мечко, посади его, сам я не могу этого сделать». Мне стало жалко его, и я сказал:

«У тебя нет земли? Возьми мою, я себе ещё соберу».

Он грустно улыбнулся в ответ: «Спасибо, мальчик. У меня есть земля. У меня столько земли, что орел в три дня не облетит её. Я — Арбореум, сын царя Хирзутума. Но я великий грешник. Много лет назад, когда я был молод и беспечен, я по­кинул землю отцов. Меня влекли чужие страны, я путешествовал, развлекался, пил дорогие вина, охотился на львов и носорогов и ни к кому не был привязан сердцем. И боги наказали меня. Когда я понял всю тщету и бесполезность такой жизни и решил вернуться домой бог Солнца Сурья дал мне это семечко, сказал: «Взрасти!», а верховное божество Ишвара вложил мне в руку посох и сказал: «Иди!». Так я и скитаюсь по земле вот уже много лет с семечком в одной руке и с посохом в другой. Семечко жжёт мне руку, оно плачет по ночам и просит, чтобы я посадил его, но я не могу этого сде­лать, потому что должен все время идти, нигде не оста­навливаясь дольше, чем на одну ночь. Силы мои на ис­ходе, я чувствую, что скоро умру. Возьми семечко, по­сади его, ухаживай. Вырастет кустик, на кустике — живой барашек. Да смотри, чтобы он ножками земли не коснулся, убежит, не догонишь. Барашка этого постриги. Из волокна сделай ткань, но не шей из нее ни шта­нов, ни рубахи, даже если будешь гол и бос. Сшей тюбетейку. Тюбетейка эта будет непростая, она...». И не договорил, умер... Я похоронил его, а семечко в тот же день посадил, хоть и не верилось, что из него вырастет живой барашек. Но — бывают же чудеса на свете! — на кустике в самом деле вы­рос барашек, да такой беленький и пушистый, что просто загляденье. Я его из рук поил, днём собствен­ной тенью от солнца укрывал, по ночам от волков ох­ранял. Объел мой барашек всю траву вокруг кустика, весу набрал, вот-вот ножками земли коснется. Тут я его и сорвал. Взял ножницы, постриг барашка, сделал и всё остальное, как велел индус, вот и тюбетейка, а что с нею дальше делать, не знаю. Надел, но ничего особен­ного не случилось: золотой дождь не пролился, прек­расная пери с неба не слетела, джин из кувшина не вы­шел. Забросил я тюбетейку в чулан и забыл о ней. Вспомнил уже в старости, когда голова побелела. Дай­ка, думаю, еще разок надену, вдруг хоть под конец жиз­ни откроется мне ее тайна. Надел, а красный тюльпан впереди, который еще покойница матушка вышила, так не идет к моим морщинам и бороде. Перевернул я ее задом наперед и ахнул — в зеркале передо мной вме­сто старика — безусый юноша. Брови чёрные, волосы из-под тюбетейки локонами, из глаз свет струится. Выбежал я из дома, глянул по сторонам — а зима была — и тут же ручьи зашумели, птицы запели, миндаль в горах зацвел. И куда бы я ни обратил свой взгляд, всё расцветало и обновлялось. Древние старики становились юношами, старухи в девушек превращались. Даже дрях­лый облезлый орел, не слетавший уже десять лет со скалы, стоило мне взглянуть на него, расправил крылья и полетел. Тюбетейка, в самом деле, непростой оказа­лась, надо было только правильно надеть её… Народ тут же выбрал меня царем и дал мне имя Навруз, а хлопковая коробочка за несколько лет сделала наше госу­дарство сказочно богатым. И тогда появилась она...