Не всякий гражданин заговорит с нищим. Но Степан Петрович уже знал, что во-первых, бедность это не порок, и просить милостыню не стыдно (в отличие от воровства, например), а во-вторых, что по виду о человеке вообще судить не стоит. Давно известно: не всё то золото, что блестит. Часто даже бывает наоборот. И он решил, что в одиночестве можно задуматься позже, а теперь бы посоветоваться с видавшим жизнь стариком.
— Что-то я сегодня какой-то грустный, — произнёс Карапузов.
— Дело серьёзное, — сказал старичок и пригласил сесть рядом, подложив ему часть широкого брезентового плаща, чтоб не холодно от скамейки. Мальчик сел и отдал ему все конфеты из своих карманов. А тот сказал: — В семь лет человек начинает исповедоваться в церкви в своих грехах (если, конечно, он до этого уже душой дорос). Семь лет — первый рубеж критического отношения к самому себе. В какой-то степени — новая жизнь начинается.
Карапузов удивился, что старик заговорил именно на ту тему, на которую он сам задумался этим утром.
— Как-то мне неуютно в самокритическую жизнь вступать, — сказал мальчик. — Хорошо бы на вчерашнем некритическом деньке остановиться. Чтоб спросу с меня было меньше. Это что же? За одно и то же дело — в шесть лет в угол не ставили, а с сегодняшнего хмурого дня — поставят?
— За плохое дело?
— Да.
— Тогда скорей всего.
— Как жить? — глядя старику в глаза, спросил Карапузов.
— Честно жить, — тоже глядя мальчику в глаза, ответил тот. — В любви к ближнему (то есть — к каждому человеку, которому нужна твоя любовь), но особенно к родным, близким и твоему духовнику. И надо животных да разных букашек, да всякое живое создание — не обижать по мере человеческой возможности и надобности. Со страхом Божьим жить, то есть — бояться Бога огорчить неблаговидными деяниями — из великой к Нему любви — за звёзды, солнце, воздух и многое другое. Всегда верить, что Он не оставит. И молиться надо очень хорошо, с верой, надеждой.
— Всё верно, — ответил мальчик и спросил, указывая пальцем на глаза старика. — Но скажите, откуда в ваших старческих глазах, которые много чего повидали плохого за долгую жизнь, — как будто маленькие ангелы порхают?
— Так и у тебя тоже, — улыбнулся старичок.
У мальчика слегка защекотало в глазах, и он их потёр.
— Крылышки им не помни́, — предостерёг старик.
— До этого пасмурного утра у меня их не было, — сказал Карапузов.
— Разве утро ещё пасмурно? — поинтересовался старик.
— О! — обрадовался мальчик. — Какое внезапно синее небо простёрлось над нами, и солнышко не жаркое, а ясное, засветило вдруг!
