Но вот тихий свет ангельской славы разлился над бездной. С райской улыбкой подошел к нему Ангел и спросил:
— Как ты?
— Я не думал, что в ангельских устах могла быть ложь, — прошептал едва слышным, прерывающимся голосом страдалец.
— Что такое? — возразил Ангел.
— Как что такое? Ты обещал взять меня отсюда через три часа, а уже прошли годы в моих невыносимых мучениях!
— Какие годы, какие века? — кротко, с улыбкой ответил Ангел. — Прошел лишь один час, тебе осталось пробыть еще два!
— Как два часа? — в испуге спросил страдалец. — Еще два часа? Ох, не могу терпеть, нет сил! Если только можно, если только есть воля Господня, умоляю тебя — возьми меня отсюда! Лучше я буду страдать годы и века на земле, даже до последнего дня, до Второго Пришествия Христова на Суд, только выведи меня отсюда! Невыносимо, пожалей меня! — со стоном воскликнул несчастный, протягивая руки к светлому Ангелу.
— Хорошо, — кротко ответил Ангел.
При этих словах страдалец открыл глаза и увидел себя на своей постели. Он был в полном изнеможении, но каким счастливым он себя почувствовал! С этой минуты он с радостью переносил свою болезнь, вспоминая ужас адских мучений и благодаря за все милосердного Господа.
Кончина христианского отрока
Рассказ помещицы
В 1860 году я жила со своим сыном Виктором в Ярославле. Это был замечательный ребенок, подвижный, умный, послушный. Он с раннего детства верил в Бога, всегда радовался, когда его приводили в храм. Многие любили его, особенно слуги. Когда ему исполнилось пять лет, он заболел дифтеритом. Однажды утром он мне сказал, что сегодня должен умереть:
— Мамочка, я хочу прийти к Богу во всем чистом, умой и одень меня!
Я стала возражать, что он не умрет, что ему надо отдохнуть, и он скоро поправится. Но малыш настаивал на своем. Тогда я уступила его просьбе — умыла его, одела в чистое белье и положила на кроватку.
— А теперь, мама, дай мне икону, которую я так люблю, — попросил он, и я выполнила его просьбу. — Скорее, мама, дай мне в руку свечку, я сейчас умру! — требовал мальчик, и я зажгла восковую свечку и вложила ему в руку. — А теперь, мама, прощай! — сказал он, закрыл глазки и тотчас скончался.
От горя я обезумела, все время плакала, не находя ни в чем утешения. Но однажды зимой, проснувшись ранним утром, я услышала около моей кровати голос Виктора, который звал меня:
— Мама, мама, ты не спишь?
Пораженная, я ответила:
— Нет, не сплю, — и повернула голову в ту сторону, откуда раздался голос.
