Для «подключения к Космосу» Раулю даже не требовалось уединение. На переменке, несмотря на шум и хохот окружающих,он мог вдруг заявить: «Всё, мне срочно нужно подключиться». Садился на заднюю парту в аудитории. Не обращая ни на кого внимания, закатывал к потолку свои большие, как утиные яйца, глаза и надолго замирал, водрузив руки на живот…
В день выпуска, на церемонию вручения дипломов, пришла его жена, тоже пуэрториканка, броско одетая и хорошо сохранившаяся – при таком-то муже и семерых детях! Привела с собой всех семерых. Младшенькие ползали, как котята, по широким плечам Рауля, и он ласково снимал их, взяв «за шкирку».
Его жена попросила слова. Произнесла пылкую речь:
– Вас ждут на улице! Там… – и указала рукой в окно аудитории.
Там, на нью-йоркской улице, перед бакалейными лавками топталисьмолодые афроамериканцы и латиноамериканцы, исподлобья глядя на прохожих и в нос повторяя, как мантру: «Weed-weed... Dope-dope... Coke-coke**»; с потерянным видом бродили какие-то истощавшие типы, а на скамейках лежали пьяные бомжи. И среди этого убожества и запустения проезжала дорогая машина, в которой сидели наркоторговцы в кожаных куртках, обвешанные золотом...
– Вы нужны там! Вас там ждут! Вы сами знаете, как вы там нужны! – восклицала жена Рауля, указывая в окно. Слезы заблестели у нее на глазах.
Все присутствовавшие в аудитории студенты посерьезнели, улыбки сползли с их лиц. Быть может, впервые за много лет они ощутили себя не изгоями общества, не отбросами, не ворами и проститутками. Даже не студентами. А а миссионерами, которым скоро предстояло выполнять необычайно трудную и часто безблагодарную миссию...
Тихоня Кевин
Загадка Кевин. Понять его не мог никто. Он был воистину Terra Incognita в нашей веселой группе, где после откровений Сильвии о том, что ее когда-то совратили, поток публичных признаний уже не прекращался вплоть до самого выпуска.
Так, к окончанию, вся группа знала, кто из студентов был когда-то совращен, кто и сколько лет сидел в тюрьме, у кого СПИД, в кого стреляли...
Слушая эти признания, я порой тоже испытывал сильное желание встать перед всеми и в чем-то признаться. Мне тоже хотелось прилюдно распахнуть душу, ошарашить всех. А потом, по-мужски хмуро дернув желваками, сесть за парту. Но, увы, ничего,холодящего душу, что могло бы прозвучатьдостойно на фоне других выступлений, я в своей биографии не находил. По сравнению с историями однокурсников все мои грехи и проблемы казались сущей чепухой.
